Карты четырех царств.

22
18
20
22
24
26
28
30

— Эта-ж… — выдавила Белоручка, щупая дарёную ленту. Стряхнула с плеч шубу и укутала ею ребёнка. — Во зараза! Ты, рожа кривая-ж… Вмёрзни тут, покуда три часа не пробьёт. Во так вот, да-ж.

— И чё? — задумался Зуб, ощупывая засапожный нож.

— И ничё! — взревела Белоручка, оттолкнулась обеими руками от ледяной мостовой, встала и зашагала прочь. — Ну значит… будет три и не заберут её, вот и станет чё…

Белоручка почесала в затылке. Пощупала дарёную ленту и криво усмехнулась, то ли ёжась от холода, то ли недоумевая. Вервр замер на краю крыши ровно в таком же недоумении, до сих пор не решив, стоит ли спрыгнуть и вмешаться, ведь угрозы для воспитанницы нет? И что в мире сломалось, если воровка отдаёт шубу, хотя в столице знают: родного сына она выгнала из дома в лютую зиму, да ещё и в тонкой мокрой рубахе — уморить желала, сочтя выродком и мстя, как мстила бы любому в шайке.

Снова потоптавшись и повздыхав, Белоручка побрела далее, оглядывая подворотни и косясь на щели прикрытых дверей сараев. Вервр скользил тенью — следом. До самого угла, пока не скрылся из виду Зуб, замерший с разинутым ртом, всё ещё не способный очухаться от приказа.

Когда вервр прыгнул с крыши, звука не возникло, но чутье у воровки сработало, и она обернулась, заранее рыча в ответ на невнятную угрозу. Белоручке хватило короткого взгляда, чтобы резко захлопнуть пасть. Вервр мгновение подумал и понял причину столбняка. Его не узнали как беса, но без имени и славы Рэкста сейчас он, пожалуй, мог бы кого угодно напугать: босой, в просторной драной рубахе, лохматый, с пустыми запавшими глазницами, в потёках крови от губ по подбородку, по шее, по пальцам и запястьям. Да ещё и заляпанный темным мешок дёргается, шевелится в левой руке…

— Вот же-ж смертушка ходячая, — поразилась Белоручка, усилием воли проглотив ком страха. — Чё надо?

— Ответ. Почему сказала «старый бес»? — прошелестел вервр, облизываясь.

— Так чё, я багряного припомнила, — разговорилась воровка, сообразив, что убивать сразу не будут, а, раз интерес есть, то в торге или время протянется, или найдётся повод вывернуться. — Рэкст-то был с понятием, а ныне два их, беса, и оба — дерьмастые, без хватки и разумения.

— Оба тут, как и чуялось, — усмехнулся вервр и шепнул совсем тихо: — Я думал, всё же поостерегутся.

— Ежели у тебя с ними счёты, без оплаты поспособствую, а то-ж, — сразу решила Белоручка, щурясь от досады, ведь ей казалось важно рассмотреть собеседника, слишком невнятного в ночи.

— Я не склонен лезть в их дела, — зевнул вервр, изучая улицу и убеждаясь: двое крадутся, пробуют зайти со спины. — Но вопрос принципа: Рэкст отписал имущество во временное управление. Оно досталось тем, кому выделено?

— А чё, Лофр мужик железный, — Белоручка движением ладони отменила нападение, подготовленное её людьми. Заговорила быстро и деловито, отбросив мычание и ругань: — Лофр железный, а прочие нобы так-сяк, ржавчина да говно. Свиту старого беса манят золотом да тюрьмой стращают, особняк его пустой стынет, княжьим указом тянется волокита с наследными бумагами. Ну, советник сбоку пыхтит, пользу себе ищет. А новые бесы — тьфу, фальшивка. С Рэкстом по-всякому бывало, а только слово у него одно: что сказал, то уж сказал. Новые ж копошатся, оба чисто — ужаки под вилами. То да, то нет, а всякий раз убыток в оконцовке.

Проведя пять дней в городе, Ан и сам пришел к тем же мыслям. Но его выводы не могли считаться приговором: он наблюдал издали и украдкой, не желая себя обозначить. Так что слова прежней подельницы полагал ценными.

— Кто из бесов меньше вреден? — усмехнулся вервр, обдумав услышанное.

— Бабник погаже в обхождении, мозги засирает, — отозвалась Белоручка, с растущим подозрением изучая собеседника. — Но тухлявый — тот вконец гад. Трясина, а не человек. Хотя разве ж он человек? Опять же, не в козярях он. Лютует. Слух есть: хочет приподняться и второго беса потеснить. Знамо дело, при таком раскладе самое то кровь пустить. И род он вырежет яркий. Под корень вырежет, вот же ж…

— Вы щедры в пояснениях, благодарю, — вервр счел сказанное достаточным для оценки ситуации, поклонился, собрался было сгинуть, но приостановился. — Ваш изгнанный сын всё так же при Лофре?

— А, ну да, — хмыкнула Белоручка. — Важнявый, в старших. Его оттоль не выколупнуть. Бес отписал Лофру коня, того самого Пэма, чё ещё сказать-же-ж?

— Чего ещё, — вздохнул вервр, отвернулся и зашагал к близкому перекрёстку. Следом затопала Белоручка. — Что в мире перевернулось, если вы отдали ребёнку шубу? Хотя это было умно, это вас очень выручило.

— То-то-ж дело ясное, к тебе белобрысая прилеплена, — Белоручка догнала и пристроилась рядом. — А бес же ж его знает, чё… Глаза у ней особенные. Поверишь: глянула и надумала засранца Шельму не удавливать при встрече… во морок! Теперь-то я очухалась.