— Ого, Ади, да я погляжу, здесь нечисто играют! — толстый Герман ткнул локтем в бок своего слепого приятеля. — Казак-то отплыл!
— Несчастная Европа! А ты знаешь, почему я ослеп, дружище? Почему? Ну разумеется, ты думаешь, что всему виной паршивый горчичный газ лягушатников? Нет, нет и нет! Я ослеп, потому что не желаю видеть всё происходящее! — голос Адольфа стал набирать неприемлемые в общественном месте обороты. — Мне мерзко видеть, как пресловутый доктор Штайнер, к которому ты меня вёз, и в которого я с твоих слов так поверил, занимается кунштюками с этим несчастным казачком. Я разочарован, Герман. Я страшно разочарован. Кельнер, принесите нам с другом ещё по пиву!
— Адольф, он всё слышит! Не обращайте на него внимания, херр Штайнер, мой друг слегка перебрал. Знаете, мы оба воевали. Несчастная Германия!
— Да-да, разумеется, друзья. Мы с моим русским коллегой просто шутили. Послушайте, раз уж пошла такая пьянка, а не поехать ли нам всей компанией ко мне домой — я чувствую, что вы хорошие люди, и беседа у нас состоится. Кельнер, велите моему шофёру подать авто!
— Если только он не еврей! — слепец явно решил оставить последнее слово за собой.
— О нет, геноссе! — доктор Штайнер лукаво улыбнулся, — это вряд ли, я лично проверял. Его фамилия Дуроф, очень прилежный человек — кстати, соотечественник нашего уважаемого Семёна, ефрейтор, как и вы.
— Я имею Железный крест! — на всякий случай самоутвердился Адольф, откидывая со лба чёлку.
— Ну, тогда вам с ним будет о чём побеседовать. Кстати, такие длинные усы вам, коллега, абсолютно не к лицу. Говорю, как практик.
— Герман, по-моему херр доктор изволит глумиться над слепым ветераном!
Нависнув над профессором тяжёлым лицом, капитан Гёринг просканировал его долгим изучающим взглядом. Штайнер иронически дёрнул углом рта в сторону Хитлера.
— Да нет, Ади. Этот человек, пожалуй, прав. Не обижайся, но в сущности, твои усы — полное говно.
ГЛАВА 13. ЖЕНИТЬБА СКОМОРОХА
Это же одна из очевидностей нашего мира, это все знают: нравится и нравится! Просто нравится! Но если вы заглянете в свою душу, то почувствуете — это не просто, это как раз сложно. Это слишком сложно, чтобы вспомнить или объясќнить. Но слишком больно, чтобы забыть!
Летний день в Альпах долог — солнце ещё не коснулось вершины горы Блоксберг, когда маленькая экспедиция была уже почти у цели. В открытом салоне белой «испано-сюизы» Рудольфа Штайнера смогли с комфортом разместиться его гости — Семён Будённый с бубном на коленях, мистер Толстон Пью, парочка неофитов германского оккультизма — худой и полный, ну и, разумеется, сам херр доктор со своей молодой ученицей — красавицей Гретой Шнее. Шофёр из русских военнопленных, статный, в чёрной косоворотке ефрейтор Клаус Дуроф, шутя справлялся с опасными изгибами горного серпантина, хотя и глядел, похоже, больше не на дорогу, а в зеркальце заднего вида. Грета слишком часто ловила на себе его смеющийся взгляд — и против воли улыбалась в ответ. Ей было радостно и опасно, сердце замирало в преддверии чудес.
— А отчего вы расстались с мадам Блаватской, доктор? — полюбопытствовал по-американски прямолинейно мистер Пью. Штайнер поморщился — умеют же надавить на больную мозоль.
— Я духовно перерос её учение, — скорбно ответил он.
— Смотрите, какая красота, господа — вершина совсем розовая! — воскликнула Грета, чтобы сгладить конфуз. Она-то знала — великие Посвящённые тупо не поделили артефакты. Если точнее, старая ведьма заграбастала всё себе. А без хорошего артефакта — настоящей духовной школы не создашь, вот Руди и бесится. Интересно, как проявит себя этот бубен. Будённый — жулик и идиот, вероятно, попытается навести цыганский морок… Грета прикрыла свои прекрасные газельи глаза и ещё раз прокачала чакры золотистым светом учителя. Дудки, уж её-то этим русским колдунам не обморочить!
— Доктор, а этот Портал, к которому мы едем — он что, создан специально для прохода летающих тарелок из Гипербореи? — спросил смекалистый крепыш Герман.
— Ну, точнее было бы, пожалуй, сказать, что аппараты древних конструировались для прохода через временные Порталы.
— Вы сказали «Порталы» — выходит, Блоксберг — не единственный?