Цурюк

— Со времён Гурджиева не видел ничего подобного! Не научите?

— Не-а, — коротко мотнул головой дед и насупился.

— Вот и он так же мне ответил, — вздохнул Коба. — Не царское, дескать, это дело… И ещё что-то про бегемота, я тогда так и не понял.

— У бегемота кожи мало, — пояснил мазык. — Поэтому когда глаза открываются — жопа закрывается, и наоборот. Так же и у тебя: если откроется виденье, ты больше не сможешь гадить миру. Потому что увидишь, что мир — это ты сам и есть.

— Вот только не надо этой философии с намёками, — обиделся Коба. — Жаба душит — так и скажите… А то «не можешь гадить». Запоры, конечно, и у меня случаются…

— Заваривай на ночь траву купырь, — посоветовал дед.

На рассвете въехали в посёлок Стулово, и тут мазык занервничал.

— Неуж началось? — тревожно повернулся он к Кате.

— Что началось?

— Совсем недавно здесь был Ленин, — он указал на пустующий постамент перед зданием клуба. — А сейчас нету. Похоже, пространство вариантов начало меняться.

— Что это значит? — у неё тревожно заныло сердце.

— Всё, что угодно. Слыхала про крыло бабочки?

— Кино такое вроде было.

— Кино кином, а говно говном. Товарищ Сталин — не бабочка. И что там без него произошло за сутки — один Чернобог ведает… Если будем дальше сопли жевать, может так выйти, что и нас самих здесь скоро не станет.

Прибавив ходу, «Волга» выехала на старый тракт, ведущий на восток. До Немы оставалось полтораста километров, когда Сталин, примолкший на заднем сиденье, вдруг несколько раз громко всхлипнул. Катя удивлённо поглядела на него в зеркало заднего вида.

— Я понял… про бегемота… Вы все думаете, Коба тупой.

— Ну что вы… — ей захотелось как-то утешить этого обиженного усатого недомерка.

— Разве я для себя стараюсь? Да мне кроме пары сапог и трубки вообще ничего не нужно! Сгинь, нечистый дух! Опять он здесь. Мучить меня явился… У-у-у!!! — начавшись на тоненькой горловой ноте, тоскливый вой, разрастаясь, устремился к хмурым осенним небесам.

* * *

Ленин умер, но тело его продолжало жить, зафиксированное стальными обручами в секретной камере особняка в Горках. Один чудовищнее другого рождались в заизвесткованном мозгу мальфара кровавые образы диктатуры пролетариата — и, подхваченные низкими вибрациями зависти взбудораженных толп, окутывали липким мороком одну шестую часть земной суши.

Большевик номер два Свердлов чего только не перепробовал, чтобы пробраться к телу вождя — всё тщетно. Выставленная Сталиным охрана из кавказских воров свято блюла верность своему пахану, следя в оба, и в первую очередь, разумеется, друг за другом. Всем ведь известно, что демон может передать свою силу лишь одному человеку. И, поскольку желающих оказаться в этой роли имелось с избытком, на случай провокаций подход к телу был для надёжности заминирован.