Школа террористов

22
18
20
22
24
26
28
30

- Корреспондент? - удивленно вскинул рыжие брови подполковник. Только журналистов нам и не хватало. - Недобро усмехнулся, повернулся к своему заместителю: - Это по твоей части. Размести, проинформируй, обеспечь. - И пошел к выходу.

Бестактность командира подтверждала содержание письма. Во всяком случае, ту часть, которая касалась его характера. И у меня чуть не сорвалось с языка: "У вас, видимо, есть основания держаться подальше от журналистов?" Но я сдержался: ещё настанет время сказать это.

- Спешит командир, - извиняющимся тоном стал оправдывать Вайкулевича Епишкин. - В горсовет на сессию опаздывает - он у нас депутат... Надолго к нам и, если не секрет, по какому вопросу?

Открывать свои карты заранее я не собирался - сразу будут приняты меря, чтобы я ничего не узнал: кому охота попасть на страницы центральной газеты в неприглядном свете, - потому ответил уклончиво:

- Редакцию и наших читателей интересует работа ваших экипажей по доставке гуманитарной помощи. Говорят, вы чуть ли не все нуждающиеся регионы продовольствием завалили.

- Слухи явно преувеличены, - улыбнулся майор. - Как у Шекспира: "Много шума из ничего". Разве это сейчас волнует нашу страну и армию?

- А что? - обрадовано ухватился я за случайно оброненный замполитом конец ниточки, который мог привести к желанной цели.

- Что? - переспросил майор, и улыбка в глазах сменилась грустной усмешкой. - Вы выйдите за забор в своей капитанской форме и сразу все увидите и услышите.

Для меня то, что он имел в виду, не было новостью. Отношение к нашей военной форме стало неприязненным не только в Молдавии. В Прибалтике, в Армении, в Грузии - не лучше. И в немалой степени повинны в том мы, журналисты. Во многих газетах, по телевидению и радио изо дня в день печатаются и произносятся обличительные речи: сколько армия проедает, тратит на обмундирование и вооружение, какие в ней творятся беспорядки, какие несвойственные функции она выполняет, и что такую армию давно, мол, надо разогнать и заменить её малочисленной, наемной, скорее для престижа государства, а не для защиты от внешних врагов, которых, по мнению некоторых, ныне у нас уже нет.

- Националисты и вас донимают?

- Еще как! В открытую требуют, чтобы мы убирались отсюда. И солдат, которые у нас служат, против нас настраивают. Неделю назад из нашего полка рядовой Донич дезертировал. С автоматом. Пять дней его искали. Нашли. У мамы чуть ли не под юбкой прятался. Вернуть хотели, да не тут-то было. Прокурор санкцию не дает. Говорит, плохо занимались воспитательной работой, и не стоит-де национальные отношения обострять.

- А автомат-то зачем забрал?

- Вот в том-то и закавыка. Наверное, скоро и самолеты наши будут захватывать.

- Нерадостная перспектива. Что ж, постараюсь и эту проблему осветить...

Поселили меня в кэчевской гостинице, в небольшой обшарпанной комнате с двумя кроватями и солдатскими тумбочками, забитыми детскими игрушками: в номере проживал офицер с семьей, прибывший более года назад и ещё не получивший квартиры. Теперь он укатил в отпуск, и его "хоромы" предоставили в мое распоряжение.

- А если что пропадет? - шутя спросил я у дежурной, сопровождавшей меня, полногрудой украинки лет сорока, игриво строившей мне глазки.

- Чому тут пропадать? - не поняла женщина шутки. - Этим цацкам? кивнула она на тумбочки. - Хиба ж вы в Москву их повезете? Постель? - она ловко, в мгновение ока, схватила с одной кровати матрас и положила на вторую. - Я принесу вам новый: все, как в гостинице высшего разряду. - Она профланировала рядом, чуть не задевая меня гордо выставленной вперед пышной грудью. Принесла новый матрас и белоснежное хрустящее белье. Пояснила: Такэ тилько высокому начальству сподобляем.

- И часто оно вас навещает?

- И не кажить! То собрания, то совещания. И усе у нас, мабуть, их туточки медом кормлять. Та оно и понятно: краще наших Варкулешт нема гарнизона. Лиман який рядом! Там и рыбку удят, и ушицу варять. Чего ж не приезжать. - Она взбила подушки, застелила кровать. - Бачите як гарно получилось. Спочивайте, мабуть устали с дорози.

Я поблагодарил её и стал переодеваться. Чувствовал себя действительно уставшим: отвык рано вставать, и голова была тяжелой. Умылся холодной водой и юркнул под простыню. Однако сон долго не шел. Мысли крутились вокруг неприятного впечатления от встречи с командиром полка, его реплики о нежелательном появлении в гарнизоне журналиста. Чует кошка, чье мясо съела!