Любовь Бешеного

22
18
20
22
24
26
28
30

— Хорошо, господин судья! — Савелий безропотно кивнул и повторил еще раз: — Я не знаю, господин судья!

— Почему вы отказались от адвоката? — Настроение у судьи падало. Этот парень явно водил его за нос.

— А зачем он мне, если я ни в чем не виноват, господин судья? — Савелий снова чуть улыбнулся в знак искренности, но именно эта улыбка и вывела Хардворда из себя.

— Вы еще скажете, что вы святой! — Он повысил голос. — Он не виноват! У него обнаруживают несколько граммов кокаина, а он не виноват!

— Я не знаю, откуда он у меня: мне он не принадлежит, госполин судья! — спокойно возразил Савелий.

— Отлично! — хмыкнул тот. — Ну хоть бы один задержанный с поличным признался, что найденный у него наркотик принадлежит ему! Хоть бы один!

Вдруг Савелия осенило. Он задрал рукав:

— Да вы взгляните, господин судья! Если бы я был наркоманом, то имел бы проколотые вены, не так ли?!

— Так вы, значит, не наркоман? А я-то думал, что вы наркоман и поэтому не помните своей фамилии! Даже пожалеть вас захотелось! — Хардворд явно издевался. — Выходит, вы не наркоман, а продавец! Значит, вы не хотите назвать свою фамилию… — Он не спрашивал, а утверждал, причем уже громовым голосом.

— Не не хочу, а… — начал Савелий, но Хардворд перебил:

— Слова я вам не давал! Вы проявили самое настоящее неуважение к суду, а поэтому я приговариваю вас к содержанию в тюрьме Райкерс-Айленд до того времени, пока вы не вспомните свою фамилию! После чего вы будете привлечены к суду по статье четыреста девяносто седьмой Уголовного кодекса Соединенных Штатов Америки. Во время ваших воспоминаний вы будете числиться, коль скоро вам так захотелось, под фамилией Рембрандт! Заседание окончено! — Хардворд встал и направился в свой кабинет.

— Пошли, Рембрандт! — усмехнулся довольный сержант.

Савелия ввели в другую камеру, ничем не отличающуюся от первой, но в ней, правда, никого не было. Он сел на скамейку и устало прикрыл глаза. Как ни странно, он был доволен решением судьи: по крайней мере, его не осудили и пока есть время продумать дальнейшие действия. Он вдруг вспомнил глаза сержанта, когда судья зачитывал свое решение. Этот сержант словно бы имел какую-то личную заинтересованность в том, чтобы Савелия отправили в тюрьму. Бред какой-то! Да он впервые его видит. Неужели это все подстроено? И его никто и не собирается судить, а просто на время изолировали? Но зачем? Кому он мешает? Что должно произойти за то время, пока он будет изолирован? Он ничего не понимал. Не могли копы знать, что у него не окажется документов, что он захочет назваться чужим именем. Нет, тут явно что-то не так… Савелий задумался…

Эту ночь Розочка спала беспокойно. Ее преследовали кошмары. Из университета она вернулась около пяти вечера. Еще вспоминая интересную лекцию профессора, она, переодевшись в купальник и накинув на плечи махровый халат, спустилась в бассейн. На улице было довольно прохладно: температура опустилась до минус четырех. А в крытом бассейне было тепло, и вода напоминала парное молоко. Сбросив халат на плетеный лежак, Розочка собрала волосы в пучок и нырнула.

Ей очень нравилось плавать одной: во-первых, именно здесь, у этого самого бассейна, ее впервые (хотя и во сне — ну и что?) поцеловал Савелий. Во-вторых, в одиночестве и комфорте приятно было о нем думать. Она продолжала жить воспоминаниями о той единственной встрече в день экзамена. Стоило ей вспомнить о прикосновениях Савелия, как сразу же по всему телу пробегала дрожь, и ее всю охватывало прекрасное и незнакомое волнение.

Какой же он милый! Звонит и молча слушает ее трепотню. Как это трогательно! Значит, тоже волнуется за нее, переживает. Интересно, как он оказался в Нью-Йорке? Если бы Савелий приехал сюда только из-за нее, он бы просто пришел. Значит, есть что-то такое, ради чего ему пришлось сменить не только свои данные, но и внешность. Господи, а что, если ему грозит опасность? Что, если с ним что-нибудь случится? Господи, не допусти! Как ей тогда жить?

Эти мысли так взволновали ее, что плавать расхотелось. Она вылезла из воды и вдруг почувствовала, что вся дрожит, как от холода. Часы показывали половину восьмого — в это время она обычно ужинала, но сейчас голода не ощущалось. С ума сойти — ее Савелию может грозить опасность! Розочка даже перекрестилась — чур меня! — не хватало еще беду накликать!

— Розочка! — услышала она голос тетки, спускавшейся к ней. — Кричу тебя, кричу, а ты не отзываешься! Даже напугалась! Что с тобой, моя девочка: ты вся побледнела! — Зинаида Александровна подошла ближе и взяла ее за руку. — Господи, да ты вся дрожишь! — Она обняла Розочку за плечи. — Замерзла, что ли?

— Нет, Зинуля, мне не холодно! — машинально ответила Розочка, думая о своем.

— Что-то случилось? В университете? Может, с подружкой поссорилась? — не унималась Зинаида Александровна.