Она нахмурилась:
— Дядя Кэри? Я думала, он все еще на Гебридах.
— Верно. Позавчера я разговаривал с ним на Фаде.
Она взяла письмо и медленно кивнула, словно плохо понимала:
— А вы там что делаете, лейтенант?
— О, я что-то вроде почтальона между островами — радостно сказал он.
— По-видимому, главный театр нынешней войны.
— В то время, как настоящие люди бьются и умирают в других местах. Что ж, такова ваша точка зрения. — Он больше не улыбался. — Во всяком случае вы получили свое письмо, доктор, и если вас интересует, то адмирал был в добром здравии, когда я видел его в последний раз.
Она сразу же раскаялась в сарказме. В последнее время она становилась все более склонной к подобным жестоким замечаниям.
— Подождите минуту — сказала она.
Джего повернулся. Она улыбнулась:
— Вам лучше войти и выпить чего-нибудь, пока я прочитаю.
Гостиная была маленькой и неуютной. Она включила электроплитку и села за стол:
— Снимите плащ и налейте себе сами. В угловом шкафчике найдется скотч. Боюсь, что льда нет. Одно из многого, без чего научаешься жить здесь.
— А вам?
— Маленькая будет самый раз. Не разбавляйте.
Он снял плащ и фуражку, подошел к шкафу и пока готовил напитки, она читала письмо. В нем не было ничего, что она уже не знала от генерала Эйзенхауэра, и в основном говорило об отчаянном стремлении ее дяди снова принять участие в войне. Пишет, словно я сижу перед ним, всегдашняя манера.
Она подняла глаза, когда Джего вернулся с парой бокалов и первое, что заметила — ленточку Военно-Морского Креста. Она автоматически приняла бокал, даже не поблагодарив.
— Извините за задержку — сказал Джего. — Я имею в виду письмо. Я заходил сюда вчера, но вас не было, а когда я позвонил сегодня в госпиталь, мне сказали, что вы слишком заняты, чтобы кого-нибудь видеть.
— Вы могли бы оставить письмо.