— «Прибежали дети в хату. „Э-ге-гей! — зовут отца. — Тятя, тятя, в наши сети затянуло мертвеца…“
— Слушай, Серый, ты че, озверел? Вода — яйца сводит, а ты — песни поешь!
Может, спляшешь еще? Давай шевелись, одному мне такого кабана не выволочь!
— Да камни острые, блин, никак зайти не приноровлюсь!
— А это мне — по барабану! Двигай клешнями-то, говорю же — конец отстудил!
— Может, тебе и на пользу…
— Нет, Серый, чует мое сердце, допросишься ты сегодня!..
— Да шучу я, ты че, шуток не понимаешь?
— Шутник, блин… Сучок ты гнутый, понял? Все у тебя не по-людски, с подвывертом…
— Это, брат, подтекст называется. Не для всяких умов.
— Да?! — Рослый угрожающе двинулся к напарнику, сжав пудовые, со сбитыми до округлости костяшками кулаки. Тот испугался, отпрянул резко, едва не рухнув в воду:
— Да прекращай, Колян! Мы же вроде корефаны с тобой. Третью неделю кентуемся, ты ж меня знаешь… Если и базлаю чего, так не со зла, а для веселости. Смотри, лицо у этого — в месиво! Родная мать — и та не узнает! Об камни его этак приложило, что ли?
— Серый, ты на жмура «стрелку» не переводи! С него уже спросу нет. Об камни не об камни… Больше предупреждать не буду: еще чего сморозишь, хрясну по мусалам, и вся недолга! Вывеска вон как у него в аккурат и станет! Ущучил, кентуля?
— Так чего я? Я — ничего…
— Ну то-то ж. И не кент ты мне. Винище с тобой я жру, а вот в подписку за тебя — это шалишь… Хлипкий ты, и при гнилом раскладе такой и сам в непонятку попадет, и других затянет.
— Да ладно, Колян, я ж сказал.
— Сказал-показал… Берем жмура — и ходу! Я уже ступней не чую! Курорт, блин!
— Это штормяга воду со дна поднял…
— Да хоть из преисподней! Берись, говорю!
Мужики с двух сторон подняли неподвижное тело.