Мороз по коже

В кабинет вошел Сорокин в сопровождении крепкого мужчины, по сравнению с которым он выглядел карликом.

– Вот, познакомьтесь, перед вами старший лейтенант запаса Лиходеев Виктор Макарыч. Сейчас работает шофером-дальнобойщиком. Так что пришлось вылавливать его в пересменку. Виктор Макарыч служил в батальоне «Белые волки» в девяносто четвертом году, потом был ранен, получил инвалидность и отправлен в запас.

Марецкий и Сухоруков пожали руку бывшему бойцу и предложили ему сесть.

Сорокин устроился рядом.

– Вы хорошо помните своих сослуживцев? – спросил Марецкий.

– Своих всех помню.

– Шесть лет прошло.

– Когда с людьми одну пайку делишь, они на всю жизнь запоминаются. Вы бы мне объяснили, в чем, собственно, дело. А то прямо сразу раз, и на Петровку. Сюда зазря вызывать не станут.

– Вы правы, Виктор Макарыч. Речь пойдет о ваших однополчанах. После демобилизации каждый свою дорогу выбрал, вы шофером стали, другие в монастырь ушли.

– Шутка что ли?

– А это мы сейчас проверим, – Марецкий достал из сейфа большую фотографию с изображением монахов во главе с митрополитом и положил ее перед Лиходеевым. – Придется напрячь зрение и память. В ком из монахов вы сможете узнать своих однополчан? Тут нужна фантазия. Смените рясу на пятнистую униформу с погонами, мысленно сбрейте им бороды, усы и поставьте в другой строй, заменив кресты автоматами.

Лиходеев растерялся. С фантазией у него дело не очень хорошо обстояло. Он внимательно вглядывался в лица, щурил глаза, и даже капельки пота появились на его рябоватом, обветренном лице.

– Я вам так скажу: двух человек, нет, троих я узнаю. Но такого быть не может! Мистика какая-то! Вот этого зовут Федор Сопин, он заместитель командира батальона, капитан. Мы учились все вместе, одно училище кончали, втроем и в Чечню попали. Первым погиб Сашка Бадаев, буквально через месяц. Потом ему на смену пришел его родной брат Егор, слышал, что и он потом погиб, но уже после того, как меня ранили.

– А вы не знаете, кто у Бадаева были родители? Как его отчество?

– Алексеевич. А о родителях мы не любили говорить. У нас в основном служили детдомовские и суворовцы.

– А что капитан?

– Он жив, и здесь я его вижу. Вот он на фотографии. Но тут же и Сильвестр Шмарин сидит, а этого не может быть.

– Шмарин? – удивился Сорокин.

– В том-то и дело! Вот он, рядом со старикашкой и этим, что в белом горшке, важный такой.

– Кто такой Шмарин? – переспросил Марецкий, доставая из папки список монахов, изображенных на снимке.