Ужас в белом доме,

Спикер Палаты представителей был лет на двадцать старше президента и стяжал лавры в политических баталиях, когда президент еще учился на старших курсах университета. Однако это несколько своеобразное приветствие он воспринимал с неизбывным оптимизмом профессионального политика, каждый раз убеждая себя, что со стороны президента это не обычная вежливость, а признак некоего более глубокого чувства – возможно, привязанности или доверия. Убедить себя в этом было не так-то легко – ибо он понимал в глубине души, что нынешний президент, как и все остальные, не моргнув глазом отдаст приказ содрать с него живьем кожу и бросить псам – если того потребуют интересы национальной безопасности или просто каприз хозяина Белого дома.

– Как насчет обеда? – осведомился президент.

– У вас или у нас?

– Я здесь, несомненно, человек новый – но тем не менее в прошлый раз я впервые ошибся в выборе места, – президент шутливо покачал головой. – Потому что тогда я обедал как раз в Капитолии – и там, представьте, полным-полно тараканов. А я их не выношу. Так что лучше отправимся ко мне, если не возражаете.

– О, разумеется... Но, честное слово, у нас в здании уже давно нет тараканов, мистер президент!

– Охотно верю вам на слово, мой юный друг – но обедать предлагаю в Белом доме.

– Время, сэр?

– Мм... ну, скажем, в час. – Президент на секунду задумался. – И пожалуйста, не тащите за собой этих кошмарных ирландцев из Бостона. Нам с вами предстоит очень серьезный разговор.

Рассказу президента спикер послушно внимал над тарелкой супа, не проронил ни слова, ковыряя вилкой салат, но когда подошла очередь жареной печенки с луком, наконец не выдержал:

– Это невозможно. Вы ни под каким видом не пойдете на эту чертову демонстрацию!

Президент упреждающе приложил палец к губам, и двое мужчин в неловком молчании наблюдали, как официант убирает со стола суповые миски и ставит перед ними тарелки с дымящимся жарким.

Наконец, убедившись, что в зале малой столовой не никого, кроме них, президент ответил:

– Я уже думал над этим. И пришел к выводу, что я не могу туда не идти.

– Но вы же президент, черт вас возьми! И права не имеете добровольно подвергать опасности свою жизнь!

– Может быть. Но подумайте – если президента может загнать в угол сумасшедшая выходка какого-то шизофреника, его избиратели должны немедленно об этом узнать – потому что он больше не может управлять ими, как вы считаете? И я не собираюсь четыре года прятаться по углам и гнуться в три погибели всякий раз, когда придется идти мимо окон!

– Ваш взгляд на все это, сэр, несколько ограничен, – спикер обеспокоено покачал головой. – На моей памяти одного президента застрелили прямо у меня из-за спины – а еще один вылетел из кабинета по собственной глупости. И я предпочел бы, чтобы президент прятался, как вы выразились, по углам и спокойно дожил до конца срока, а не бросался на опасность грудью, дабы получить в нее кусочек свинца. И где к тому же – на ступенях Капитолия! Нет, сэр, вы не можете этого позволить. Считаю тему закрытой.

– Я с самого начала знал, что вы, чертов янки, повернете дело каким-нибудь эдаким образом, – губы президента дрогнули, он силился улыбнуться. – Но подумайте сами. Если даже я и буду прятаться, – что же, мне это поможет высидеть срок до конца? Жизнь любого президента висит на волоске с девятьсот шестьдесят третьего года. Одного из моих предшественников убили, другой все четыре года не высовывал из Белого дома нос, а третий и вовсе изображал из себя Людовика Четырнадцатого. К чему мы пришли? Президентские апартаменты – это тюрьма, и президент в них – всего лишь узник! Четыре года прятаться за этими стенами – и президентство вообще изживет себя! Править этой чертовой страной станет уличная толпа, и вы сами это прекрасно знаете! В общем, как бы то ни было, я иду. – Спикер не успел ответить ему – после секундной паузы президент заговорил снова. – А позвал я вас на самом деле сюда вот зачем. Я должен быть уверен, что всю первую половину дня в субботу вице-президент проведет за своим столом и ни на минуту не покинет здание! И вас рядом со мной у Капитолия тоже не должно быть. И вообще никого – по возможности! Так что урезоньте, пожалуйста, ваших коллег.

– Они же сразу завопят, что вы лишаете их возможности попасть в телепередачу, и что, мол, это все заговор.

– И пусть вопят! Пусть хоть воют, как стая гончих. Но если нам повезет – то к концу дня мы сможем им объяснить, чем все это было вызвано.

– А если нам не... мы не... – слова застряли у спикера в горле.