Скованные намертво

22
18
20
22
24
26
28
30

— Не знаю. Видимо, смысла нет. Они без оружия. Мирный разбор.

— Все верно. Нечего трогать мирно собирающихся людей. Значит, Американец будет там. Большая хоть сумма, если он из-за бугра прикатил?

— Достаточная.

Воры в законе, являющиеся арбитрами в спорах между бандами и даже коммерческими структурами, получают до половины от суммы спора. И это не кажется чрезмерным. Таковы правила. Зато выплата долгов гарантируется авторитетом всего воровского сообщества. И мало кто отважится не выполнять их решения. Кому охота ставить себя вне закона? Единственно, что плохо для воров в законе в этой работе, — появляется масса недовольных, особенно когда, как и в гражданской жизни, решение принимается не по справедливости, а из мзды и взаимных услуг, которые оказывают более хитрые спорщики вору в законе. В таких случаях обиженные нередко призывают ЕГО — киллера с оптикой, или с тротилом, или просто со шнурком-удавкой.

— Американец — шакал, — будто прочитав мысли Аверина, произнес Леха Ледокол. — Не удивлюсь, если кому-то не понравится его справедливый суд.

— И?

— Не знаю. Посмотрим…

Американца расстреляли, когда он ехал в аэропорт. Убийцы врезали очередью по скатам. Разнесли вору в законе голову двумя выстрелами, прихлопнули двоих сопровождавших от принимающей стороны. Черный список убавился на одного человека.

Егорыч уже очухался после наезда и мероприятий по задержанию. Вымогатели сели железно — доказательств на них собралось выше крыши, но почему-то судья решила выпустить двоих из них под залог. Через день они заявились к Егорычу мириться. Начали названивать в квартиру. Егорыч позвонил Аверину. Тот прихватил пистолет, поднялся на два этажа, поставил их на колени, настучав по хребту рукояткой.

— Такова твоя поза по жизни, ублюдок, — сказал он Шкафу, тыкая ему пистолетом в лоб.

— Мы же хотели по душам. Мириться. Ущерб бы возместили. Еще бы денег нашли, — загнусил Шкаф.

— Твоя душа по жизни должна быть в пятках. Еще раз заявишься, я тебя или самолично отправлю за кольцевую могилу рыть. Или Рудика подключу, чтобы он из вас дурь выбил. Надо вас, отморозков, лечить.

Рудик был тем самым авторитетом, которому устроили шмон по последнему делу и который сдал отморозков, убивших Денисенко. При упоминании о нем лица вымогателей стали кислыми.

Пинками Аверин спустил их с лестницы. С Егорычем сели пить пиво.

— Ну, а выйдут они через год. Забуреют в зонах. Придут рассчитываться, — сказал Егорыч. — Им тогда уже будет плевать на твоего Рудика, и на тебя.

— Нет, с годами поумнеют, — сказал Аверин. — Поймут, что нельзя наступать на одни грабли. Пока случаев, чтобы выжидали, точили нож пять лет, а потом выходили и резали свидетелей, я не припомню.

— А, — махнул рукой Егорыч. — Вот такая жизнь. Они владеют нашим страхом. Мы, простые граждане, их боимся, Слава. У нас нет ни стволов, ничего. У нас, обычных людей, только милиция и суд, которые отпускают их после задержания. Это правильно?

— Не правильно.

Аверин мог много сказать по этому поводу. В США, например, сразу после такого визита к потерпевшему вся компания тут же очутилась бы снова на нарах. Сидели бы они там, если бы приблизились к нему даже на расстояние меньше пятидесяти метров. А в Китае бандиты с грустью размышляли бы в кутузке — что им будет, двадцать лет тюрьмы, если повезет, или расстрел. В России можно все. Россия — бандитский заповедник. Страна непуганых киллеров…

Аверин на полтора месяца с группой сотрудников МВД засел в Новгородской области — проверяли работу УВД. Жизнь в области протекала в лучших традициях сюрреализма. В некоторых районах на бескрайней Новгородчине осталось по семь-восемь тысяч жителей. Целые города были под угрозой вымирания. Многие городки целиком работали на предприятия ВПК, но поддерживать оборонную мощь у государства не хватало ни средств, ни желания. В совхозах люди зарплату не получали, испытывая нужду в деньгах, зацепляли трактором телефонный кабель и продавали прибалтам-контрабандистам — двести долларов километр. Так что связь с районами постепенно пропадала. На заводе, где выпускали электронику, разворачивался цех по производству жвачки. Расползалась проказой нищета. Страна замирала, останавливалась, она тяжело болела. Зато с бандами царил полный порядок. В киллерах, разборках недостатка не наблюдалось. Пусть до Москвы трехсоттысячному Новгороду было далеко, но соответственно масштабам страсти там кипели нешуточные.