Скованные намертво

22
18
20
22
24
26
28
30

— Через окно ушел, сволочь! — воскликнул он.

Салоников в последний момент что-то почуял (о его чутье ходили легенды), и когда опергруппа готовилась штурмовать квартиру, сиганул на пожарную лестницу.

На квартире обнаружился набор вещей человека, всерьез и надолго решившего заняться излюбленным делом — уничтожением себе подобных. Автомат «АКС» с подствольным гранатометом, две гранаты, два «ТТ», пистолеты «глок», «астра», «браунинг», «таурус», малокалиберная французская винтовка с оптическим прицелом.

— Круто, — сказал Савельев.

— Еще как круто, — Аверин посмотрел на изъятое. — Где нам теперь его искать? Как бы не свинтил из России.

— Объявится, — успокоил его Савельев. — Такие люди не могут уйти в тину. Они обязательно объявляются. С шумом и стрельбой.

Он как в воду глядел. Салоникову в скором времени предстояло объявиться вновь. Да еще с какой помпой.

— Получил паспорт, — сообщил вечером Егорыч, заглянувший на огонек.

— Покажь.

— Во, — Егорыч извлек из нагрудного кармана заграничный паспорт. — «Краснокожая паспортина». Как, по словам Маяковского, берут их на Западе: «Как змею двухметроворостую». Все в прошлом. Теперь все не так.

— Правильно. Теперь принюхиваются, не несет ли наркотой или порохом.

— «Проникновенье наше по планете известно чуть не в каждом уголке. В общественном парижском туалете есть надписи на русском языке», — процитировал Егорыч Высоцкого.

Егорычу, несмотря на содействие Аверина, паспорт делали Достаточно долго. Еще при бровастом царе Горохе Егорыч имел отношение к какой-то оборонной тематике, и затянулась тягомотина по поводу допуска.

Егорыч погладил паспорт, потом кинул его на кухонный стол.

— Когда в Тель-Авив? — спросил Аверин.

— Не знаю… А может, черт с ним, с Израилем. Вот эмигрирую в Ирак.

— Ага, оплот антиамериканизма, — хмыкнул Аверин. — Правильно мою мысль уяснил.

— Тогда в Ливию лучше.

— Или в Северную Корею.

— Там-то твой язык быстро обрежут, когда ты скажешь, что Солнце Нации товарищ Ким Ир Сен был вовсе не таким умным и красивым, как его рисуют. С таким длинным языком, как у тебя, можно жить только у нас.