Небо падает,

Человек, читавший коммюнике, был актером. Он знал искусство преподнесения новостей, как никто другой. Он играл газетчиков на Бродвее и на телевидении.

– Мы просто хотим, чтобы правда вышла наружу, – заявил он.

– А как насчет сотен тысяч людей, которые мечтают выбраться из освободившегося Вьетнама? – спросил Римо.

Упоминать об этом особой нужды не было. Он не собирался ничего менять. Просто эти люди так уверены в своем интеллектуальном превосходстве над средним американцем. Было так смешно слушать, как они обсуждают провинциализм американцев, продажность их средств массовой информации.

– Это не вьетнамцы. Это китайцы, – сказал докладчик, чье потертое лицо так часто мелькало по американскому телевидению, когда он заявлял о своем желании трудиться во благо человечества.

– И что же? – спросил Римо.

– Бегут не вьетнамцы, а семьи тех, кто когда-то приехал из Китая, – сказал докладчик от комитета по правам человека.

– Вы хотите сказать, что они имеют права только в том случае, если их национальность безупречна? – спросил Римо.

Он много раз слышал об этом в Штатах, с тех пор, как стало очевидно, что Вьетнам превратился в концлагерь. Иначе почему бы оттуда стали бежать люди?

Этот человек, твердивший через слово о необходимости борьбы с фашизмом, сам тупо проповедовал те же идеи. Он мог не подозревать о том, что он гуманист и быть фашистом. Собственную глупость он признал бы в самую последнюю очередь. К моменту посадки в Ханое было признано, что американская пресса искажает прогрессивность ханойского режима.

Пресс-релиз на завтра должен был касаться проблемы бомбежек вьетнамских рисовых плантаций, которые повредили почву и создали трудности в сельском хозяйстве.

Комитет по правам все еще работал над проектом сообщения, отрицавшего наличие в Ханое американских пленных, но его сначала должны были утвердить во вьетнамском министерстве обороны.

По прибытии в Ханой их встречала толпа журналистов, которые ждали выступления руководителя группы. Тот взъерошил волосы и расстегнул рубашку, чтобы походить на журналиста. Он зачитал резолюцию, и в голосе его сквозили нотки сожаления по поводу того, что средства информации его страны искажают положение вещей в стране, народ которой мечтает только о мире во всем мире.

По плану в гостинице комитет должен был зачитать резолюцию о подъеме экономики, но они опоздали. У рикш случилось несколько поломок.

Для актера самым приятном в коммунизме было то, что, если полотенца были грязными, не надо было дожидаться свежих или страдать от отсутствия оных, виновную горничную немедленно наказывал полицейский.

– Как мы найдем установку? – спросила Кэти. – Ясно, что она спрятана.

– Если она спрятана, значит кто-то ее спрятал. Следовательно, кто-то знает, где она.

– Но как мы найдем этого человека?

– Ну, если это не один человек, а правительство, как и бывает в подобных местах, надо поймать высокопоставленного чиновника и заставить его рассказать о ком-нибудь, кто может знать о новом изобретении.

– А если он не скажет?