37
Борис Кондратьев подошел к другу и положил ему руку на плечо:
— Кто это так страшно орал?
— А черт его знает, — сказал Кофи. — Какой-то ненормальный. Никогда не видел, чтобы старики так быстро бегали.
— А-а-а, — понимающе протянул Борис. — Так ты небось грибника напугал.
— Никого я не пугал. Просто стоял.
— Кофи, дружище, если б ты в мангровом лесу стоял, тебя бы никто не испугался. Но ты представь. Русский лес. Березы, подберезовики. Поляна. На поляне стоит черный человек. Хорошо еще, старика кондратий не хватил.
Кофи фыркнул:
— Типичный белый расизм. Если б я встретил белого в мангровом лесу, я бы не кричал и не убегал.
— Это оттого, что черные выглядят страшнее, — засмеялся Борис. — Ты ж на черта похож. Старичок, видно, верующий.
«Чур меня» не кричал?
— Дурак ты, Борька.
Кофи махнул рукой и пошел к берегу.
Березы скоро расступились. Открылся простор Вялье-озера. Осенняя мелкая рябь начиналась в камышах залива и уходила туда, куда едва доставал глаз, — к другому берегу. Гнусаво кричали чайки.
У самой воды доставал из большого мешка сети Константин Васильевич.
— Эй, малыды, — позвал он. — Идитека пособить. На трех лодках мы вмиг управимся.
— Командуй, дед, — попросил Борис.
— Держи вот. Неси в лодку.
К иностранцу, да еще черному, старик не решался обращаться. Кофи Догме был первым живым негром в его жизни. Вот как бывает. Живешь на свете семьдесят пять лет. В один прекрасный день приходишь домой с охоты, а тебя встречает родной внук. И черный-пречерный человек.
Вчера вечером Константин Васильевич испытал потрясение, от которого не оправился до сих пор. Несмотря на то, что пил с гражданином Бенина самогонку до упора. Вернее, пока жена не увела спать.