Тропа барса

Он освободит ее душу. Болью. Болью и смертью плоти… Сейчас… Сейчас она лишится невинности и умрет… Умрет от высокой боли, боли наслаждения, так и не познав всей мерзости этого гнусного мира… Ее тоненькая шея переломится в его руках легко, как тростинка…

Крас облизал разом пересохшие губы, чувствуя невероятное возбуждение, трясущейся рукой взялся за край одеяла и разом сорвал его с девчонки…

Та спала одетой: в теплых колготках и шерстяной вязаной кофте. Привстала на постели, без малейшего испуга посмотрела на мужчину, на его вздувшиеся спереди брюки, на трясущуюся руку, сжимающую грязное покрывало.

— Ты, дяденька, не волнуйся шибко, а то кончишь сразу, — произнесла она спокойно, даже участливо и… стала стягивать колготки вместе с трусиками. — Ты мамашке деньги отдал?

Крас почувствовал себя так, будто вместо девчонки на постели он увидел муляж.

Глядел на тонкие, белые, в пятнах синяков ноги… А девочка смотрела на его штаны.

— Чего, упал? Не переживай, дяденька, щас я все как надо сделаю, и у тебя получится… Кофту тоже снять? — буднично поинтересовалась девочка. Со скукой заглянула в глаза. — Или ты — лизун? — Она раздвинула ноги, затем, пальцами, губы:

— Ты не сомневайся, я чистенькая, меня мамашка мыться приучила… Ну?

Будешь?

Крас стоял неподвижно. Обвел глазами замызганную комнатку: здесь пахло алкогольным и табачным перегаром, спермой, нечистым бельем.

— Чего, передумал? Ну тогда я оденусь пока, а то холодно. Ноябрь уже, а когда затопят — неизвестно. — Девочка вздохнула по-бабьи, подняла с пола колготки и стала аккуратно натягивать на ступни. Потом снова посмотрела на Краса:

— У тебя, дяденька, водка ведь есть?

— Что?

— Ты водки выпей, только чуточку. А то ты занервничал сильно, вот у тебя и… А выпьешь, все и настроится. — Потом глянула на дверь в другую комнату, перешла на шепот:

— Ты в другой раз мамашке не все деньги отдавай, ладно? Она все одно пропьет, а ей шаль надо купить, скоро зима, а у нее ни шапки, ни шали, — вздохнула девочка. Добавила по-взрослому:

— И за квартиру уже полгода не плочено. Ты, дяденька, деньги пока не забирай, я же не виновата, что тебе расхотелось. А то мамашка меня побьет. Я ей говорю: не бей, синяки же долго не проходят, видишь, на ногах какие, кому это понравится? А она бьет и бьет… Она уже три дня как злая… Не забирай, ладно? А я тебе потом за так дам, уговор? А то водки щас выпей и снова приходи… Я все как надо сделаю, я умею. А кофту я нарочно не снимаю, надо подождать, пока груди вырастут. У нас в классе у двоих девочек уже такие — закачаешься. А у меня — никак. Говорят, капусту надо есть, а она щас дорогая… Зато у меня ноги красивые, мне все говорят… — Девочка вздохнула, натянула одеяло до подбородка. Устроилась головой на подушке, свернулась калачиком. Произнесла едва слышно:

— Холодно очень… А мамка у меня не всегда такая злая. На самом деле она хорошая. Просто жизнь у нее плохая… Не забирай деньги, ладно? Приходи, когда хочешь…

Девочка закрыла глаза и, казалось, сразу уснула. Он смотрел на нее, не понимая, что теперь делать. Опустил руку в карман. Нащупал рифленую рукоять пистолета.

Неожиданно она подняла голову:

— Я забыла сказать: меня Катя зовут. А тебя как, дяденька?