— Скиф, ты не умеешь врать!
— Я не Скиф, я Сармат, — как и в первый раз, поправляет ее майор.
— Это же на самом деле одно и то же... Но мне кажется, что в слове «скиф» есть что-то дикое... — задумчиво говорит она.
— Ага, и волосатое...
Она заразительно смеется.
— Почему вы не улетели со всеми на Кубу? — спрашивает Сармат.
— Тебе может снова понадобиться моя кровь, — отвечает она и, набрав из ампулы в шприц жидкость, командует: — Ваше мягкое место, сударь!
— Я это... Позовите военврача!.. — снова краснея, просит Сарматов.
— Военврач и санитар погибли три дня назад, а я все же как-никак учусь в медицинском.
— Что, был налет?..
— Да, — утвердительно кивает она. — Эти гады лезли как из-под земли. Какие-то озверевшие... Твоими командовал грузин.
— Осетин. Сколько погибших?
— Трое и семь раненых. Их отправили в Союз, а тебя переводят в Манагуа. Я буду тебя сопровождать, — сообщает она и решительно откидывает простыню.
Появившиеся в дверном проеме Алан, Бурлак и Силин тут же закрывают дверь с другой стороны, откуда до слуха Сарматова доносятся их приглушенные голоса, а затем громкий смех.
Сделав укол, она осторожно проводит дрожащими пальцами по его груди и почему-то севшим голосом спрашивает:
— В бреду ты звал какую-то Чертушку — она кто тебе?
— Чертушка — белогривый любимый конь из моего детства, — усмехнувшись, отвечает Сарматов.
— А-а, лошадь! — Из груди ее вырывается вздох облегчения.
— Не лошадь, а конь! — поправляет Сарматов.
— Какая разница? Чем отличается лошадь от коня? — спрашивает она, сразу как-то повеселев.