Последний крестоносец,

22
18
20
22
24
26
28
30

— Очень хорошо, что вы с этим согласны, — напрямую сказал генерал Мефки, — поскольку мы решили, что именно вам и предстоит осуществить акт возмездия.

— Скажите только как, я готов на все!

Генерал с явным удовлетворением принялся подкручивать тонкие усики, и Рашид окончательно убедился, что он из бывших офицеров шаха и скорее всего гомосексуалист. При шахе почти все офицеры были гомосексуалистами — одна из примет разложения иранской армии.

— Мы направили в Соединенные Штаты агентов, которым было поручено схватить Слаггарда. Хотя эта новость и не попала в газеты, но вам я скажу — они потерпели неудачу. Наши протесты мировое сообщество встречает насмешками и непониманием. Очевидно, Слаггард имеет влияние и в этих кругах, или...

— Или он просто наймит лицемеров, сидящих в Белом доме, — перебил его великий аятолла. — Если я прав, то это еще одна причина, чтобы покончить с этим сатанинским отродьем.

— Нужно пустить ко дну их флот в Персидском заливе!

— Вы забываете, что произошло, когда мы попытались сделать это в прошлый раз, — сухо ответил генерал Мефки. — Нет, на этот раз мы будем действовать напрямую. Раз уж не удалось добиться от американцев выдачи Слаггарда, придется попробовать по-другому.

Не успел генерал договорить, а у Рашида Шираза закружилась голова. Он уже не слышал, что именно говорит генерал, — в ушах у него зашумело, стало трудно дышать. Он не слышал, как генерал поручает ему отправиться в Америку, чтобы убить Элдона Слаггарда, но это было и не важно — Рашид уже успел догадаться.

Когда с помощью нашатыря его привели в чувство и туман перед глазами слегка рассеялся, Рашид Шираз услышал собственный голос, умоляющий отправить его добровольцем на фронт. Даже ядовитые газы казались ему пустяком по сравнению с его теперешним поручением.

Окончательно он пришел в себя уже в больничной палате. Над ним нависала фигура генерала Мефки. Аятоллы поблизости уже не было.

— Вы отправляетесь в Америку, — сказал генерал, снова дотрагиваясь до усов.

Внезапно Рашид понял, что это вовсе не жест, оставшийся со времен старорежимного упадка, — просто генерал пытался скрыть довольную улыбку. Никто не испытывал к Революционной гвардии такой ненависти, как армейские офицеры, ведь Пасдаран напрямую подчинялся аятолле и захватил первенство во многих сферах влияния, прежде безраздельно принадлежавшее армии.

— Но это же отвратительная, насквозь прогнившая страна, полная неверных и грешников! Они едят свинину, их бесстыдные женщины не закрывают лица, у священников нет бород. Неужели Аллах допустит, чтобы истинный верующий был обречен на такую муку?

— С каких это пор ты стал истинно верующим, грязный вор? — Генерал решил говорить в открытую. — К тому же Е мы не требуем, чтобы ты оставался там. Возьми с собой американца — он в таком отчаянии, что поможет тебе совершить любое преступление, лишь бы снова попасть на родину.

— Уж лучше я отправлюсь воевать на фронт, — отозвался Рашид Шираз, и, как ни странно, на этот раз он говорил искренне.

— Конечно, нам нужны добровольцы, и ничто не доставило бы мне такого удовольствия, как знать, что ты стоишь перед неприятелем, способным дать достойный отпор. Но великий аятолла уже принял решение, так что ты поедешь в Америку.

* * *

Ламар Бу проклинал царившую вокруг кромешную тьму. Ничто уже не поможет — ни молитвы, ни вера. Господь не желал его слушать, и темнота продолжала властвовать над тесной каменной камерой. Даже когда ему приносили миску с водянистой похлебкой, ни единый луч солнца не проникал в глубину тегеранской тюрьмы Эвин. Они держали его в темноте, чтобы окончательно сломить, но он и так уже рассказал все, что знал, и теперь терзался угрызениями совести.

Поначалу он винил себя в том, что потерял веру. Но Преподобный-Генерал обещал, что они будут в полной безопасности, пока он держит в руках знамя Святого крестового похода. «Господь оберегает вас, своих агнцев», — говорил он. Да, Ламар Бу был агнцем божьим, высоко несущим гордое знамя Христа. А теперь, когда они выжали из него правду, Ламара посадили в темную камеру, вместо отхожего места в которой была просто дыра в полу, наполненную отвратительными насекомыми, и он решил, что в следующий раз, когда его придут допрашивать, будет держаться до последнего.

Но никто не приходил. Появлялись лишь миски с жидким супом, в камере продолжал клубиться зловонный воздух, и все это в полной темноте.

Ламар в отчаянии кричал, проклиная тюрьму, Преподобного-Генерала, самого Господа. Все это ложь, грязный обман, которому он зачем-то поддался!