Утраченное звено,

22
18
20
22
24
26
28
30

А Чиун принялся напевать олимпийский гимн, – судя по всему, он услышал его сегодня по телевизору.

– Кажется, надо быть гражданином страны, которую представляешь, – наконец изрек Римо.

– Не думаю, – отозвался Чиун. – Но даже если и надо... я просто совру.

– А-а, – повторил Римо и вновь уставился в потолок.

Чиун опять запел. Римо краем глаза взглянул на него: он тренировался наклонять голову, чтобы легче было надеть золотую медаль.

Римо долго лежал в полном молчании и вдруг, вспомнив что-то важное, снова сел. Чиун прекратил пение и посмотрел на него.

– Тебе не удастся этого сделать, Чиун.

– Почему?

– Видишь ли, на Олимпиаде существует форма...

– Ну и что?

– Надо одеться в шорты и носки, чтобы ноги оставались голыми. Только тогда допустят к соревнованиям, – объяснил Римо, указывая на телевизор. – Ты же сам видел: там нет никого в кимоно.

Чиун помрачнел.

– Это правда? – спросил он с болью в голосе.

Римо знал, в чем причина: в Чиуне жила имевшая древнюю традицию восточная целомудренность, не позволявшая ему на людях обнажать тело. Прежде чем принять ванну, Чиун закрывался на два оборота. Переодеваясь, он держал кимоно так, чтобы не было видно ни кусочка его тела. За ним стояли века скромности и благочестия.

– Боюсь, что так, – сказал Римо. – Видишь ли, в некоторых видах оценивают технику, поэтому судьям надо видеть, как ты ставишь ногу, правильно ли вытянуты пальцы, и все такое. Судьи не смогут работать, если на тебе будет кимоно.

Зазвонил телефон. Римо поднялся, чтобы взять трубку, но Чиун остановил его, положив руку на плечо.

– Ты это всерьез?

– Сам подумай: ведь все спортсмены носят спортивные трусы. – Римо пожал плечами. – Извини, Чиун, но кажется, ты уже вычеркнут из списков.

Лицо Чиуна исказилось от гнева.

Тут снова зазвонил телефон.