Шестерки Сатаны

22
18
20
22
24
26
28
30

БЕСНОВАНИЕ

— Сказка! — блаженно вытянув ноги и закинув руки за голову а-ля «Обнаженная маха», произнесла Эухения. — Я не верю, что это со мной было…

К этому моменту я уже выполз из ее объятий и распростерся на простыне, ощущая приятную расслабуху и общее удовлетворение. То есть такое, когда больше ничего не надо. Окромя того, чтоб вздремнуть минут 600 или побольше. Все-таки проспал я перед этим мероприятием не так уж и много, а силушки из меня эта самая «still sexy granny» выкачала порядочно.

— Ты устал, мой мальчик? — вполне материнским голосом озаботилась Эухения. — Это ничего. Минут через десять ты снова будешь в отличной форме.

— Это не от твоего коктейля случайно? — поинтересовался я.

— Конечно. Он для того и изготовлен, малыш. Все должно было произойти еще три года назад, но тогда, должно быть, судьбе это было неугодно. А теперь все свершилось именно так, как я хотела… Я готова была черту продать душу, чтобы быть с тобой!

Раньше я отнесся бы к такому заявлению, как к некой гиперболе, и ничуть бы им не обеспокоился. Но сейчас, после того, как я уже сам продал одну из населяющих меня душ, вопрос показался мне очень серьезным.

— Ты еще не жалеешь, что переспал с такой старушкой, а? — кокетливо спросила Эухения, повернувшись ко мне лицом. — А то у тебя какое-то грустное личико…

— Нет, — ответил я, погладив ее по прохладной, липкой от испарины груди.

— Все было очень здорово, просто я устал.

— Это скоро пройдет, не беспокойся. И тебе снова захочется меня потерзать… — Эухения игриво подула мне в лицо. — Может быть, принести тебе покушать?

— Наверно, кого-то будить придется? — спросил я, пожалев всей душой тех несчастных эксплуатируемых трудящихся, которые ради кайфа похотливой госпожи и ее хахаля вынуждены будут прервать свой законный сон и в три часа ночи идти к плите или катить сюда не то поздний ужин, не то ранний завтрак.

— Это не твоя забота, — сказала Эухения успокоительно, — здесь я хозяйка, и никто пикнуть не посмеет. Тут все делают тогда, когда мне это надо. У меня нет профсоюза и ни в одном контракте не записано, что я не могу потребовать завтрак в три утра!

Само собой, мне показалось бессмысленным выступать в роли защитника прав трудящегося и эксплуатируемого народа. К тому же я надеялся, что заботы по организации моего питания займут хотя бы час, и я смогу некоторое время подремать.

Однако оказалось, что у меня устарелые представления на этот счет.

Эухения вынула из тумбочки, на которой стояли стаканы, некий пульт, похожий на те, что употребляют для дистанционного управления телевизором, только еще и со штыревой антенной, как на радиотелефоне. Затем она нажала какую-то кнопку. Послышалось легкое урчание, и небольшая картина, висевшая на стене слева от кровати, убралась куда-то в багет, а на ее месте засветился экран — никак не меньше 51 дюйма по диагонали, то есть если по-русски, то метр с хвостиком. На экране возник план второго этажа того корпуса «Горного Шале», где мы сейчас находились, а на изображении комнаты, где мы лежали на постели, мерцал зеленый «зайчик». Здесь же, на экране, располагался столбик, обозначавший всякие этажи и уровни, вплоть до того подземного стометрового, где пролегало метро гражданина Лопеса.

Но Эухении так глубоко погружаться не требовалось. Она нажала на пульте две кнопки с цифирьками, и на плане, видимо, на изображении нужного помещения зажегся красный мерцающий «зайчик».

Сразу после этого схема исчезла с экрана, и на нем появилось изображение интерьера небольшой кухни, где сидела и дремала за столиком служанка Пепа. С экрана донеслась трель звонка, и Пепа, встрепенувшись, вышла из-за столика и подошла поближе к телекамере, заняв собою все изображение.

— Слушаю вас, сеньора, — с легкой сонливостью в голосе произнесла инженю.

— Мне нужен полный кофейник, сахарница и десяток сандвичей, поразнообразнее. Через пятнадцать минут, — сказала Эухения тоном, совершенно не терпящим возражений. Пепа тут же стряхнула с себя остатки дремоты и принялась за работу.