Месяц в больнице, где первые несколько дней врачи боролись за жизнь Марковцева с таким рвением, будто выхаживали не преступника, а президента страны, прошел в наручниках. Даже в реанимационном отделении Марк был пристегнут к спинке кровати, а в коридоре и на выходе с этажа постоянно дежурили бойцы спецназа.
Отдельная палата, отличное питание, классная охрана – все для того, чтобы судить террориста. В крайнем случае, если преступник сделает на следствии рискованное заявление, грозящее докатиться до судебного зала, повернуть реабилитационный процесс вспять. Рады бы осудить, да ранение оказалось слишком серьезным.
В палате Сергей подумывал и над тем, что его могут объявить мертвым. Он опасен настолько, насколько информирован. И жить будет, пока дает показания. В одной из камер раздастся пистолетный выстрел, и он безымянным трупом переедет на такой же безымянный погост.
Да, следствию, равно как и властям, выгодно преподнести средствам массовой информации следующую версию: террористы, захватившие самолет, обезврежены, однако Султана Амирова задержать не удалось. Пока. Обкакались как бы наполовину.
Такой формулировкой на время можно отширмоваться от назойливых журналистов, тех, кто творит общественное мнение, а самим тем временем активно допрашивать террориста.
Следствие по делу захвата самолета вела Генпрокуратура совместно с ФСБ. Высокие чины с Лубянки рады были бы не подпускать к нему прокурорских работников, да мешало все то же общественное мнение, вооруженное лозунгом «Спецслужбы – под контроль народа». Ушлые журналисты в два счета пронюхали бы, что Генеральная прокуратура, которая, по определению, занимается особо важными делами, не допущена к материалам следствия.
Следственную бригаду прокуратуры возглавлял следователь по особо важным делам Пинковский – небольшого роста гнида, едва увидев его в своей палате, определился Марковцев. Глядя на засаленные лацканы и клапаны карманов его синего пиджака, Сергей подумал, что это спецовка, а отутюженный и безукоризненно чистый костюм Пинковский оставил в коридоре. Такие серые и озлобленные личности подходят на роль палачей; в жизни они, как правило, чистюли.
Свой первый допрос прокурорский полковник начал с вопроса о деньгах. Пять миллионов долларов – большая сумма. Выходит, Костю Горохова пока не взяли. Уже лучше, хищно щурился Марк, надеясь неизвестно на что. Он отдал бы одну руку, чтобы второй задушить эту мразь.
На все вопросы следователя Сергей отвечал полным молчанием. Пинковский запускал руку в пакет с чипсами, вытирал пальцы о лацканы пиджака, челюсти находились в постоянном движении – когда хрустел жареным картофелем и когда задавал вопросы.
– Где вы договорились с сообщником о встрече? Как его фамилия? Кто еще претендует на долю?
Пинковский часто кивал и проводил языком под нижней губой, отчего его физиономия напоминала обезьянью морду.
– Молчишь?.. Ну-ну, молчи, пользуйся 51-й статьей. Для тебя она – расстрельная. С тобой, подонок, церемониться не будут. А твоего напарника возьмут, это вопрос времени. Нашли машину, на которой вы разъезжали, установили связи твоего покойного дружка Мезенцева.
Свято место пусто не бывает...
Вот и камеры для допросов почти никогда не пустуют. В одну из них, после двухчасового пребывания в «отстойнике», привели Марковцева. На месте следователя – Гиббон Пинковский, как окрестил его Сергей еще в больнице.
– А, – растянул губы в отталкивающей улыбке следователь, – Сергей Максимович... Проходите, садитесь. Как самочувствие?
– Неплохо, – вдруг прозвучал ответ.
Гиббон едва не вздрогнул от прозвучавшего в камере голоса.
На этот раз при нем не было пакетика с чипсами, на столе лежали сигареты, зажигалка, открытый «дипломат», повернутый к себе, как ноутбук в рабочем положении.
Сергей действительно чувствовал себя неплохо. Всего за месяц врачи буквально поставили его на ноги. Другой на его месте задумался бы, к примеру, о сущности бытия, – атмосфера тюрьмы, как и стерильной палаты клиники, располагает к философии, к мыслям о вечном. Либо впал, как многие, в депрессию или буйство, что тоже не редкость для таких стен, как Лефортово.
Марк часто ставил перед собой трудные задачи. Одни решал, другие волею судьбы оказывались неразрешимыми. Сейчас же он поставил перед собой и вовсе сумасшедшую цель: оказаться на свободе и поквитаться с предателем.
ebooksa