А тот продолжает наблюдать, как чеченец, вложив голову парня в его же собственный живот, чем-то пытается скрепить его.
Орешин и Аносов перебрасываются странными словами:
— Проволока.
— Вижу, проволока.
Какая проволока? О чем они?
Михаил Зенин почувствовал свои внутренности у носоглотки, его дико вывернуло, казалось, рвота подняла продукты прямой кишки — так отвратителен был ее запах.
Какая проволока?
Михаил задыхался. Какая, к черту, проволока?!
Новый приступ рвоты донес до него смысл разговора: живот парню зашивали проволокой.
С трудом разгибаясь, Михаил поймал на себе суровый взгляд командира.
— Ты закончил, Миша? — Орешин протянул ему флягу с водой. И к Аносову: — Олег, ты хорошо запомнил этого зверя?
— Да, товарищ майор.
— Возьми его. Только приведи живым. Сюда. Возьми с собой четырех человек и... вот Зенина. Пойдешь, Миша?
Губы Зенина плясали, горло заклинило ненавистью к себе и той мрази. Он только кивнул.
Командир ждал ровно час. Второпях никто не собирался действовать, работали правильно и без эмоций.
Орешин долго, больше двух минут, смотрел в глаза чеченца и не проронил ни слова. Молчал и тот. На лице «нулевое» выражение: «Ты можешь застрелить меня, но я вас, русских свиней... а если не я, то мои братья». Его бесполезно было запугивать, таких не запугаешь, хотя Орешин мог сделать это без особых усилий. Про него ходили легенды в спецназе. Однажды в батальон пришел высокий столичный чин с проверкой. Он совал свою генеральскую кокарду куда только мог. Даже в летний умывальник, расположенный на улице. Простоял около него несколько секунд. Оказалось, из крана незаметно капала вода. Зоркий генеральский глаз заметил это, и высокий чин приказал дежурному из сопровождения, чтобы кран немедленно починили. Тот возьми и ляпни:
«Бесполезно, товарищ генерал-полковник! Что только не делали!»
Столичный не поверил своим ушам.
«То есть как это бесполезно?! — рявкнул он. — Эта чья рота? К чьей роте приписан кран?»
«К моей. — Навстречу генералу шагнул невысокий человек. — Капитан Орешин».