Оборотень

22
18
20
22
24
26
28
30

— Спасибо вам, — сказала женщина.

Мокиенко задержал ее ладонь дольше, чем следовало, довольно неумело поцеловал руку и вышел.

Маша заперлась на все замки, нервно заходила по комнате. Коньяк еще оставался. Она налила себе рюмку, залпом выпила. Вода в ванне остыла, пришлось заменить.

«Адрес! — обомлела Маша и присела на краешек ванны. — Ну конечно — адрес!.. Как Витя мог ему дать наш теперешний адрес, если мы переехали сюда полгода назад, а демобилизовался он три года тому?!»

Она еще подумала, что этот Мокиенко ездил на старую квартиру в Солнцеве, но Кирилл Николаевич оттуда давно съехал, а незнакомые жильцы не могли ничего о них знать. Может, обращался в справочное бюро? Но зачем совсем постороннему человеку, всего-то навсего случайному попутчику, находясь в Москве проездом и живя в гостинице, разыскивать Витю по справке переть по незнакомому городу на ночь глядя, перед самым отъездом?..

«А и в самом деле, зачем? — спрашивала себя Маша, лежа в пахнущей хвоей пене. — Вдруг это… убийца?! Пришел выведать, что мне известно о следствии?.. А я, дура, разинула варежку, разомлела!..»

Помывшись, она убрала на кухне, постелила постель — вставать предстояло в четыре. Но сон не шел. В ушах звучал разговор с неизвестным приятелем покойного мужа. Порой Маша успокаивала себя тем, что не сказала ничего лишнего, а то вдруг пугалась, что наболтала с три короба. Она встала, нашла справочник «Пассажирский транспорт Москвы», но поездов сибирского и дальневосточного направлений оказалось бесчисленное множество, никак не меньше полутора десятков с Казанского и Ярославского вокзалов. Хотела позвонить Акинфиеву, нашла его телефон, но постеснялась так поздно беспокоить пожилого человека. Тем не менее назавтра решено было непременно рассказать следователю об этом странном визите.

Уснула Маша в начале первого с дембельским альбомом Виктора в руках, в котором фотографии кого-нибудь похожего на Мокиенко, конечно же, не нашла.

* * *

Акинфиев с утра уехал в военную прокуратуру к Калитину. Авдышевой ответил по телефону оперативный уполномоченный МУРа Рыбаков. Выслушав сбивчивый рассказ женщины о подозрительном, по ее мнению, госте, он уточнил время, когда она заканчивает работу, и в шестнадцать ноль-ноль подъехал к «Коломенской».

— Как он выглядел, Мария Григорьевна? — спросил старлей, пригласив женщину к себе в «Жигули».

— Ну, такой… в кожаном пальто, выше меня. Ничего особенного, только глаза бегали. Сначала я не заметила, а потом… — Маша пожала плечами, замолчала, не находя слов, чтобы объяснить причину своих подозрений.

— Давайте покончим с первым вопросом, — остановил ее Рыбаков. — Конкретно: рост, комплекция, характерные приметы — родинки, татуировки, шрамы? Сколько ему примерно лет?

Маша описала, как могла, внешность человека, назвавшегося Владимиром Мокиенко. Получалось, что ничего примечательного она в нем не разглядела, и Рыбаков должен был довольствоваться портретом человека «такого, как все».

— Н-да, — вздохнул он и почесал затылок. — А ну-ка, взгляните повнимательнее: среди этих людей никого похожего нет?

Маша взяла десяток фотографий людей, проходивших по делу Кныха, и медленно, опасаясь ошибиться, перебрала их.

После каждой карточки она мотала головой и повторяла: «пет, это не он».

— Здесь его нет, — сказала Маша и вернула пачку Рыбакову.

— Уверены? — Да.

— Хорошо. А почему вы не допускаете, что он тот, за кого себя выдавал? Приехал в Москву, негде было переночевать, отыскал в записной книжке адрес, который ему дал ваш муж? Узнал, что он погиб, остаться постеснялся?

— Вот! — воскликнула Маша. — Именно адрес меня и насторожил. Мы эту квартиру получили полгода назад, а Витя демобилизовался в девяносто третьем. Я еще подумала, что он узнал в справочном бюро. Но зачем? Ведь не друг, а так, вместе в поезде ехали. Всех Витиных друзей я знаю. И они все знают о том, что Витя погиб.