— Так что, будем атаковать?
Сергей попытался убедить сам себя, что вот она, цель, вот он конец операции. Там же по крайней мере два ни в чем не повинных человека. Нет, атаковать надо.
Но не сейчас. Они дождутся, пока противник сделает первых шаг. К чему-то ведь они там готовятся...
— Муха, Док, отправляйтесь на другую сторону.
Себя не выдавать. В бой вступать только в экстренном случае, если вас обнаружат. Артист — отходи к Носорогу. Заведите мотор. Ждите. Если увидишь красную ракету — мотайте отсюда без оглядки. Если зеленую, катите сюда.
— Подожди, Пастух, как без оглядки?
— Так. Значит, нам уже не поможешь. Берешь продолжение операции на себя. Ты знаешь, что надо делать.
— Я не пойду. Иди ты.
— Думаешь, меня бы совесть замучила? — горячо зашептал Сергей. — Нет, не замучила бы. Операция должна быть закончена в любом случае. Помрем мы все или нет. Ты понял? Вперед.
— Я не пойду. Меня совесть замучает.
— Да мы тут для чего, чтобы свои задницы спасать или дело сделать? Артист не ответил.
— Выполняй приказ, — отрезал Пастухов. Артист нехотя повиновался. Сергей с Боцманом остались одни.
— Круто ты с ним, — тихо сказал Боцман.
— Не до нежностей.
— А тебя правда совесть не мучила бы? — еще тише спросил Боцман.
— Меня и сейчас мучит. Что я одного Артиста отослал, а надо было вас всех.
— Думаешь, нас сейчас тут?.. — не договорил Боцман.
— Все, прекратили разговоры. Американцы говорят — мысли позитивно.
Но у самого Сергея следовать этому мудрому совету не получалось. Почему-то казалось, что их ждет самое плохое. Но даже если бы Пастухов сейчас захотел отменить операцию, не смог бы: связи с ребятами у него не было. Вот так они и лежали, ожидая неизвестно чего. Уже над степью спустилась глубокая ночь, звезды сверкали, пели в траве сверчки, дул теплый летний ветер, донося запахи далеких конских табунов, костров, степных цветов — словом, запахи жизни, а они лежали тут и ждали смерти. Своей или чужой...
В первую секунду Пастухову показалось, что он случайно уснул, а проснулся утром: светит восходящее красное солнце, озаряя степь багрянцем так, что видно далеко-далеко. Но солнце это всходило почему-то из ворот «Могилы».