Дальнейшие его действия нарисовались сами собой, и, не раздумывая больше, чтобы успеть, пока идет погрузка, Пастух спустился на землю. Каждый грузовик при въезде на летное поле притормаживал около какого-то сонного итальянского чиновника, который делал пометки в блокноте и отпускал машину. На это у него уходило секунд двадцать — более чем достаточно для Сергея.
Дождавшись очередной машины, он стремительно нырнул под днище, мертвой хваткой прицепился там и через пять минут, никем не замеченный, оказался у самолета. Пока грузчики-итальянцы перетаскивали коробки в трюм лайнера, Пастух ползком переместился под опущенную аппарель, и теперь ему оставалось самое трудное — проскочить незаметно на борт. Он даже было собрался схватить одну коробку и нахально занести ее внутрь, но в последнее мгновение решил не рисковать. Ему повезло: в какой-то момент грузчики в ожидании задержавшегося фургона отошли метров на тридцать от самолета — перекурить. Два раза приглашать Пастуха не было необходимости. Несколько ловких движений, и он оказался на борту, между штабелями коробок, где его и сам черт не нашел бы. Полдела сделано.
Потянулось нудное ожидание. Ну что ж, подумал он, будем считать это передышкой перед второй половиной дела.
Теперь бы побыстрее добраться до Москвы, и именно до Москвы: неожиданно Пастуху пришла в голову очень нехорошая мысль, что российский самолет совсем не обязательно должен лететь в Россию, что если его зафрахтовали, тогда у него, Сергея Пастухова, есть все шансы оказаться где-нибудь в Западной Сахаре или Перу. Вот это будет номер! Что же тогда, в самом деле, угонять этот самолет, что ли?..
Но вот закончилась погрузка и все стихло, а потом послышались шаги и прямо над затаившимся Пастухом раздались голоса:
— Петрович, ну что, скоро там?
— Скоро. Таможню пройдем и будем запускаться.
— Ну, сейчас геморрой начнется… — Да куда там геморрой! Наши фирмачи макаронников уже подмазали, так что часа через три будем в «Совке».
— Да ну! Таможня, значит, дает добро?
— Вот именно… Послышался смех, и голоса стали удаляться. У Пастуха отлегло от сердца.
Пока что везет. Во всяком случае, этот борт идет домой.
Макаронники оказались «подмазанными» как полагается и трюм вообще не стали осматривать. Что-то полопотали по-своему и свалили. Тут же скрипнула поднимающаяся аппарель, стало темно, и наконец загудели, засвистели двигатели, самолет вздрогнул, задрожал и начал выруливать на взлетную полосу… Когда тяжелая машина, оторвавшись от аэродромного бетона и набрав высоту, легла на нужный курс, дверь кабины пилотов раскрылась и в проеме появилась улыбающаяся физиономия Пастуха.
— Слышь, мужики, где у вас тут отлить можно? «Мужики» остолбенели. Рука командира экипажа медленно поползла к кобуре на поясе.
— Но-но, земляк, — тихо, но убедительно предостерег блатной интонацией Пастух, — не шути.
Через пять секунд все личное оружие экипажа оказалось у него.
— Как вы оказались на борту?
— Каком кверху. Не задавай много вопросов, ты не опер… Я смотрю, мужики, вы на родину намылились? Так нам по пути.
— Я должен сообщить о вас на землю… — Тебе что, летать в загранку надоело? Или жить? Или, может быть, ты давно с братвой не общался? Не форсируй, командир, если хочешь разойтись без базара. — Пастух как бы ненароком поигрывал пистолетом. — Короче, мужики, кладу штуку гринов, и мы в расчете. Я бесследно исчезаю, вы не шумите, и все довольны. Очень советую согласиться.
Трудно сказать, что больше повлияло на экипаж: вооруженный бандит здесь, за спиной, угроза разборок в Москве или все-таки тысяча долларов живых денег. Но так или иначе, а командир согласился.
— Вот и ладушки, — обрадовался Пастух и бросил ему пачку десятидолларовых купюр: