След торпеды

22
18
20
22
24
26
28
30

Марков положил трубку, поблагодарил дежурного по бригаде за городской телефон и заторопился на корабль. Пожалуй, впервые в жизни ему не хотелось идти в море, хотя оно и стало его главной заботой. «Эх ты, робинзон-мужчина, мечтаешь о береге, — упрекнул он себя. — Объявлена готовность, и тебя никто не отпустит. Да и сам ты не пойдешь, когда вот-вот корабль отдаст швартовы. Лучше думай, как успешно провести учения».

…Марков выглянул в иллюминатор. На море свежо и мглисто. Над горбатыми скалами, причудливо возвышавшимися над водой, курился сизовато-молочный туман. Чайки с криком носились над бухтой. В их крике было что-то тревожное. К соседнему причалу пристал белый пароход, и пассажиры стали сходить на берег. Какой-то лейтенант встречал своего отца, приехавшего в гости на морскую границу. Подскочил к нему, обнял и стал целовать. До слуха Маркова донеслось: «Отец, я так ждал тебя!» Он говорил еще что-то, но ветер относил его слова в сторону, и Марков не смог их разобрать. Впрочем, он уже не прислушивался, потому что будто наяву увидел своего отца. Отец… У Маркова заныло сердце. Так бывало с ним всегда, когда вспоминал отца. Тот не раз приходил к нему во сне, улыбался, напоминал о себе морской фуражкой, что висела в доме на гвозде, залинялой тельняшкой, которую свято берегла мать…

«А мы-то с Павлом так и не узнали, как погиб отец, — вздохнул Марков. — Но где искать свидетелей той трагедии, когда свинцовые волны сомкнули в своих объятиях охваченный пламенем корабль?» С тех пор прошло немало времени — годы и годы, они притупили боль в душе, но заставили сыновей Маркова все чаще думать о своем отце. Однажды эту мысль капитан 3-го ранга Марков высказал своему замполиту. Тот долго молчал, а потом как бы вскользь обронил:

— Многих потеряла Родина, но забывать их никак нельзя. Мы — стражи морской границы…

Поначалу он не вник в слова замполита, а когда вник, то понял их так: ты, Марков, не очень-то пекись о своем горе, потому что не один ты потерял на войне дорогого человека. Так что будь к себе жесток и не впадай в отчаяние. Что ж, замполит прав, и Марков не собирался оправдываться, он лишь тихо молвил:

— У каждой реки — свой исток. Стало быть, и в моей жизни есть свой исток. Ну, а наше военное дело, или, сказать проще, пограничное, никак не пострадает, потому как оно живет в нас самих…

В том, что сказал ему замполит, Марков уловил отзвук собственных мыслей. Здесь, на Севере, о подвиге его отца знали не только люди военные, но и рыбаки. Вот хотя бы экипаж «Кита», где недавно он был желанным гостем. «Я не видела вашего отца и даже не знаю, где он воевал, — говорила ему Лена Ковшова, радистка с «Кита», — но когда услышала от капитана судна Петра Кузьмича Капицы, что в одном из боевых походов ваш отец провел корабль сквозь минное поле, я невольно подумала — вот это смелость!»

«Смелость, — усмехнулся Марков, припоминая слова Лены. — Чего стоит эта смелость, если отец не вернулся домой? Погиб вместе со своим кораблем. И все же Лене можно верить, есть в этой девушке какая-то притягательная сила». Он мог бы наизусть пересказать все то, о чем говорила она ему. И теперь, глядя на море, он будто наяву слышал ее тонкий и нежный голос: «В День рыбака мы решили провести вечер, посвященный героям войны, тем, кто на море Баренца совершил подвиги во имя Родины. Мы очень просим вас принять участие в этом вечере, рассказать о своем отце. Нам стало известно, что в боях на Севере капитан-лейтенант Марков Андрей Петрович совершил подвиг, до конца выполнил свой долг перед Отечеством. Я понимаю, вам нелегко будет говорить о своем отце, но наши ребята это оценят, они умеют слушать. Мужество ведь вырастает не только из действий человека, но и из простых истин, таких, как долг, честь и совесть, ибо побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто умнее».

«Верно, дорогу к подвигу освещает разум, — сказал он Лене. — Человек идет на смерть сознательно, во имя большого и светлого дела. Так и мой отец. Мать говорила, что он не хотел быть на распутье… Да, ему выпал тяжелый путь к славе… Эх, Лена, если бы вы знали, как мне тяжело жить без отца!»

«Я сочувствую вам, Игорь Андреевич, потому что сама перенесла трагедию. Мой отец плавал боцманом на «Ките», он погиб, и мне тяжко вспоминать о нем. Но ведь мы с вами воспитатели молодежи, и важно, чтобы люди видели нас сильными, волевыми. Признаюсь вам, Игорь Андреевич, когда узнала о гибели отца, а погиб он три года тому назад по вине бывшего штурмана «Кита» Петра Рубцова, я чуть слезами не захлебнулась. Хорошо, что рядом оказался Петр Кузьмич Капица, он-то и помог мне в трудную минуту. И вот о чем я думаю: если у меня будет сын, я сделаю все, чтобы вырос он на море, чтобы оно вошло в его сердце…»

Марков пожалел сейчас о том, что «Алмаз» в то время готовился в дозор и он не смог дольше побыть в гостях у рыбаков. А когда через неделю вернулся, в бухте «Кита» не оказалось — ушел на промысел в Атлантику.

В каюту без стука вошел помощник — капитан-лейтенант Сергей Лысенков, крутоплечий, с карими выразительными глазами. Маркову он нравился: эрудированный офицер, педант по части службы. И что особенно импонировало ему, помощник не спешил на берег, хотя у него была семья. Люся, его жена, работала в детском садике воспитательницей, дочурка училась в первом классе…

— Что случилось? — хмуро спросил Марков, когда помощник закрыл за собой дверь каюты.

— С нами в море идет посредник? — выпалил капитан-лейтенант Лысенков, ломая густые черные брови, за которые штурман прозвал его красавчиком. — Адмирал. Я видел его на причале. С виду суровый, взгляд цепкий. Если честно, то у меня, Игорь Андреевич, на душе кошки скребут. Задаст он нам! Помните, весной на «Бриллианте» был посредник? То одну вводную даст, то другую. А когда осмотровая группа собралась на катере, он заметил, что у радиста порван спасательный жилет… Всем досталось тогда…

Марков, выслушав помощника, задумался: зачем посреднику идти на сторожевике, если есть корабль побольше? Там не качает, комфорт. Это насторожило командира, но виду он не подал.

— Превосходно! — воскликнул Марков. Он улыбнулся, отчего его полное лицо вытянулось, а под глазами в пучок сбежались морщины. — Я рад! Чертовски рад! Я даже счастлив, что рядом со мной на мостике будет стоять адмирал. Это же такое удовольствие! Еще лейтенантом я схлопотал выговор от адмирала. И с тех пор не имел дело с посредниками. Помнишь, в прошлом году мы проводили поиск подводной лодки? Командир поблагодарил нас за четкую работу. Потом лодка погрузилась в пучину. На ее борту находился адмирал. Он и объявил нам благодарность. Понял, Лысенков, где бывают посредники? — Капитан 3-го ранга посерьезнел. — Ладно, вопросы есть? Нет? Вы свободны!

У двери каюты Лысенков задержался.

— Я бы все же собрал в кают-компании офицеров…

— Пойду на совещание и все выясню, — прервал помощника Марков. — Комбриг собирает нас в десять часов. Да, а матрос Егоров вернулся на корабль?

— Никак нет!