По бригаде дежурил капитан 2-го ранга Игорь Соловьев, его тезка, у которого в прошлом году он принял корабль. «Алмаз» был в соединении на хорошем счету. Соловьев не скрывал, что с грустью расстается с ним. «Накрепко засел во мне корабль, — признавался он Маркову. — Мой он от киля до клотика. Ты уж, тезка, гляди за ним».
Соловьев добродушно улыбнулся, поздоровался с Марковым, словно не видел его вечность. Забросал с ходу вопросами: «Как там штурман — лейтенант Руднев? Пришелся ли по душе капитан-лейтенант Лысенков? Не уехал ли в отпуск замполит Румянцев?» Потом похвалил Маркова за то, что тот вовремя задержал иностранное судно.
— Молодец! Судно от тебя не ушло. Ловко ты его заштопал, — сказал капитан 2-го ранга и тут же выразил сожаление, что ему не довелось видеть «рыбаков», у которых в трюме не было ни одной рыбешки. — Капитан пытался, значит, укрыться за каменистой грядой? Уж эти «рыбачки»…
— У меня не разгуляется, — усмехнулся Марков и сел на стул. — Дай закурить.
— Нет, Игорь, у тебя определенно талант морехода. — Соловьев протянул ему пачку сигарет.
Марков спросил Соловьева, а знает ли он, что такое талант?
— Гадаешь, да? — улыбнулся капитан 3-го ранга. — А я тебе скажу, дружище. Талант — как породистый конь, необходимо научиться управлять им, а если дергать повод во все стороны, конь превратится в клячу. Не мои это слова — Максима Горького. Понял? А кое-кто именно дергает повод во все стороны.
— Громов? — спросил Соловьев.
— А ты, Игорь, догадливый, — Марков мрачнел. — Что-то я с ним конфликтую… То одно, то другое… Вот вернулся из дозора и не могу утверждать, что сделал все так, как полагалось.
— Значит, ты — породистый конь, а вот управлять тобой комбриг не может. И ты, чего доброго, вместо породистого коня превратишься в клячу. Так? — Соловьев произнес это с иронией в голосе.
— Выходит, что так… — Марков затянулся дымом сигареты. — А как тут?
— Спокойно. Ты небось к комбригу?
— Из дозора только. Доложить надо.
— Я так и понял, — Соловьев взглянул на часы. Было пять минут десятого. — Он с Москвой говорит, кажется, с капитаном первого ранга Егоровым. Подожди, скоро освободится. Да, а что там с подводной лодкой случилось?
— А тебе чего? — удивился Марков.
— Как — чего? Я ведь дежурный по бригаде, — встрепенулся Соловьев. — И потом, я бывший командир «Алмаза». Меня волнует, как живет мой корабль.
Марков пристально посмотрел на Соловьева, загасил окурок.
— На душе муторно, — признался он. — Понимаешь, матрос Егоров, ну этот сын каперанга, подвел меня. Доложил, что подводную лодку слышит, а ее-то и близко не было. Перенервничал я, устал чертовски. Всю ночь глаз не сомкнул — у острова Баклан ходить небезопасно. Сам же говорил: едва не угодил на камни.
— Было такое, — капитан 2-го ранга смял папиросу в черной массивной пепельнице. — Я тогда шел на задержание иностранной шхуны. Ветер. На море крутая волна. Сумерки окутали все вокруг. Мне будто кто-то марлю на глаза повязал. А шхуна неожиданно повернула в узкий проход между островами Баклан и Северный. Вот-вот уйдет. Что делать? Я приказал вахтенному офицеру дать полный ход. Прикинул место корабля на карте. Мы уже почти догнали шхуну, и вдруг рядом с кораблем я увидел глыбастые камни. У меня аж сердце зашлось. «Алмаз» в пяти метрах застыл от скалы. — Соловьев снял с головы фуражку. — Видишь виски? Думаешь, соль морская осела? Седина! Вот так, Игорь. Ты бойся тех злополучных островов.
— Благодарю за предупреждение, — Марков улыбнулся. — Я не из робкого десятка. Мне даже интересно оказаться рядом с камнями. Я видел их. Как клыки мамонта. — Он еще хотел что-то сказать, но Соловьев прервал его и вновь спросил о подводной лодке: