Капитан наконец понял, кто перед ним и зачем пришел в его кабинет боевой офицер. Этот будет бить! Сильно бить. А Белов так боялся боли.
— Старлей, подожди, я все объясню! Отпусти!
Удар Лебеденко в челюсть опрокинул начфина вместе со стулом. Старший лейтенант легко, словно пустой фанерный ящик, сдвинул набитый бумагами стол начальника финансовой службы батальона к окну.
Нагнулся к капитану, находящемуся в состоянии нокдауна, рывком поднял на ноги:
— Жену мою захотел, мразь? Ударил ее, беззащитную женщину, грозил силой взять и опозорить? Крыса ты тыловая!
Второй прямой удар разбил нос и губы капитана. На его рубашку и пол обильно хлынула кровь.
— Ну что, взял? Опозорил?
Капитан, закашлявшись, попросил:
— Виноват, хватит, не надо!
Лебеденко взревел:
— Не надо? Надо, сука ты лощеная. Чтобы такие, как ты, навсегда запомнили, как к чужим женам приставать!
Третьим ударом в переносицу Лебеденко отбросил начфина к стене. Раздался глухой стук черепа, Белов, потеряв сознание, рухнул на пол, обливаясь кровью.
Лебеденко полностью потерял контроль над собой, так велика была ярость, сидевшая в нем еще с Новокоролевска.
Он вскричал:
— Косить, падла, вздумал? Сейчас ты у меня очнешься!
Затем нанес капитану два сильных удара ногами по корпусу. Слышно, как треснули ребра. Начфин пришел в себя, взгляд его потух, глаза заволокло пеленой.
Лебеденко схватил с сейфа графин. Вылил воду на голову поверженного противника, посмевшего поднять руку на его жену.
Старший лейтенант выхватил пистолет, снял его с предохранителя, передернул затвор, загоняя патрон в патронник, приставил ствол ко лбу начфина:
— Молись, тварь! Тебе конец!
Вместо выстрела раздался строгий голос Вьюжина: