— Николай Иванович! Прости дуру старую. Говорила не думавши! Все Тонька, невестка, виновата. Это она меня сюда направила. Подзадоривает: сидишь, мол, клюшка старая, а сын в застенках мучается. Другая бы давно за дите стенкой встала, ты ж ни гугу! А Митяй голодный, кто ж его накормит, раз участок закрыт. И еще: мол, Колян-мент специально Митька закрыл, так как сам глаз на нее, Тоньку, положил. Я и взвилась!
Николай чуть не поперхнулся дымом только что прикуренной сигареты:
— Чего??? Я на Тоньку глаз положил? Совсем рехнулась? Да на нее, кроме Митяя, на деревне ни у кого из мужиков и не встанет! Красавица, твою мать! Ну, я с ней разберусь! И с тобой разберусь. Не дай бог по Семенихе слухи пойдут какие насчет меня и твоей спившейся снохи, отвечаю: всей вашей семейке мало не покажется! Идем!
Николай резко развернулся и вышел на улицу.
Следом показалась Стукачева:
— Коль! Ты че, и Тоньку решил арестовать?
— Всех арестую, к чертовой матери. И Тоньку, и тебя, и старого Спиридона, что снабжает вас самогоном.
— Да меня-то за что, Коль? Больная я. И с Тонькой в одной камере быть не смогу. Загубит она меня!
Горшков сплюнул на траву:
— Ну и идиотизм! Что ж ты такая дремучая, тетка Клава? Раньше не была такой!
— Так то раньше! Все Тонька виновата. Как Митяй притащил ее из района, так все в доме и пошло кувырком.
— Ладно! Разберемся с твоей снохой! Идем, чего встала?
— Так куда идем-то?
— Узнаешь!
Ситуация прояснилась, когда участковый со Стукачевой подошли к зданию местной администрации. Тут тетка Клава завопила:
— Никак и вправду арестовать хочешь? Колян, меня закроешь, Тонька все из дома подчистую вынесет! Ты уж коли решил всех нас в каталажку, так и ее сажай.
— Она ж тебя загубит?
— Авось сын не даст!
Николай только покачал головой:
— Стой здесь и жди.