Взгляды офицера и бандита встретились.
Солоухов слегка вздрогнул. Он узнал этого человека.
— Чечен? Ваха Карсанов?
— Узнал, Серега? А ведь сколько лет прошло. Хотя признаю — ты изменился мало. Только я теперь не Ваха Карсанов, Ваха погиб в Грозном, в новогоднюю ночь девяносто пятого года. Я — Умар Балаев, или Дервиш!
Сергей тихо повторил:
— Дервиш. Ваха, Чечен, взводный и Дервиш? Что-что, а вот этого я не ожидал. Офицер, герой Афгана, и вдруг главарь бандитов, какой-то паршивый Дервиш!
Балаев проговорил:
— Вот этого не надо. Дервиш — это нищий, бедняк. Человек, которого унизили, довели до отчаяния.
Солоухов усмехнулся:
— Это ты-то нищий? Ты, получающий бабки за дела свои кровавые из-за «бугра».
Балаев ответил спокойно:
— Ты не дослушал меня. Да, я не нищий, но и не богач. У меня нет личных счетов, нет особняков, «Мерседесов», я дервиш, который не желает мириться со своим унизительным положением, вот поэтому на мне не лохмотья, а военная форма и в руках не посох, а оружие. Но… может быть, поздороваемся по-человечески, майор? Все же в одной роте в Афгане «духов» гоняли.
Сергей процедил:
— Поздороваться с тобой по-человечески после того, что ты сделал с солдатами подчиненного мне взвода?
Балаев вздохнул:
— Не хочешь, значит, по-человечески. Что ж, твое дело.
И резко повысил голос:
— А кто звал этих солдат сюда? Какое они имели право находиться здесь? Что здесь делают войска? Танки, авиация, артиллерия? Разве по Конституции армия должна подавлять внутренние политические противоречия? На что ж тогда войска МВД? Милиция? Но твое руководство ввело в мою республику армию, по количеству и вооружению превышающую те силы, которые в восьмидесятых годах были задействованы в Афганистане! Почему? Кто дал право твоим начальникам превращать мой народ во врага и давить его всей мощью своей Армии?
Солоухов промолчал.
Балаев обошел стол, присел в кресло, немного успокоившись.