Первый удар

22
18
20
22
24
26
28
30

Исаев еще помолчал, потрясенный собственным лучезарным будущим, потом со вздохом вернулся на грешную питерскую землю.

— Что там у нас? — словечко «нас» выделил особо.

— У нас, Виктор Павлович, — Богданов тоже выделил «нас», но совсем другим голосом, — дела обстоят следующим образом. Ладыгина взяли на стоянке, к машине своей пришел. Отвезли на квартиру, на Восьмой Советской. Работали аккуратно, химией, сначала молчал, когда дозу увеличили — заговорил, но недолго. Помер, сердце не выдержало. Врач сказал, что пил, наверное, вчера, а с алкоголем эта самая химия никак не совместима. Рапорт предоставлю.

— Сказал что-нибудь? Имена называл?

— Называл. Костюкова поминал, хозяина квартиры. Наташку, девчонку, с которой пили, и какого-то Петьку. Что за Петька — разбираемся.

— Хорошо. Ищите Петьку, да побыстрей, понял, что у нас впереди? И, знаешь что, не пиши ты этих рапортов, ну их. Мне не бумажки, мне дело нужно.

— Понял, Виктор Павлович. Что с телом делать?

— Ну придумай что-нибудь, в первый раз что ли.

— И еще. Засаду из квартиры снимать? Там волкодавы вторые сутки сидят.

— Какие еще волкодавы? Ах, эти… Пусть еще посидят, меньше под ногами путаться будут. Менять их все равно некем, все люди в разгоне… В общем, так — ты моим делом, конечно, занимайся, но и о большом деле думай, там тебя погоны полковничьи ждут…

Ага, пошел дырки в погонах сверлить, подумал Богданов, но вслух сказал:

— Что-нибудь придумаем, Виктор Павлович. Обязательно придумаем!

* * *

Волкодавы сидели на кастетовской квартире уже сутки. Обещанная подмога так и не пришла, смены тоже не было, но это бойцов не смущало — был поставлен приказ — сидеть в засаде, вот они и сидели. Поступит другой приказ, начнут исполнять его.

«Волкодавами» их прозвали еще на армейской службе в непрестижных внутренних войсках. Два паренька из мелких провинциальных городков со смешными фамилиями Челкин и Копытов быстро сошлись друг с другом, держались вместе и скоро стали одним существом под названием «волкодавы», случалось, что, выкликая наряды, комвзвода старлей Бартенев так и говорил — волкодавы заступают на дежурство по периметру, или там еще куда наряд приходился.

Вместе пришли они в армию, вместе и дембельнулись, решив еще на первом году службы, что поедут куда-нибудь в столичный город — в Москву или в Питер и поступят на службу в СОБР или ОМОН. В питерский СОБР их не взяли, отдавая предпочтение десантникам и морпехам, но ОМОН принял их в себя охотно, крепкие парни без особой подготовки, но с пролетарской ненавистью в глазах пришлись там как нельзя кстати.

Ненавидели они многих — столичных «штучек», выдрючивавшихся перед простыми людьми, которые их кормят и поят, а значит, и перед ними, волкодавами. Кто кого при этом поил и кормил, было неясно, но «штучек» они ненавидели крепко. Ненавидели волкодавы также всех «черных», объединяя этим словом и азиатов, в том числе выдрючи-вающихся японцев, и кавказцев, и негров.

Особой ненавистью пользовались геи, наверное потому, что смазливые юноши разного возраста пользовались косметикой — известно ведь, что любая парфюмерия, кроме «Тройного одеколона» и мужских духов «Шипр», применяемых по государственным и полковым праздникам, является первой отличительной чертой гея, педераста и гомосексуалиста в одном лице.

Так вот, при виде смазливых надушенных юношей, игривой походкой проходящих мимо несущих нелегкую службу бойцов особого назначения, в душах и форменных брюках бойцов происходило непонятное и стыдное шевеление, которое можно было подавить только усилением справедливой ненависти и гордого презрения к женоподобным сынам порока.

Оттого с большим и неподдельным желанием волкодавы брались за те задания, где можно было дать выход справедливой своей ненависти, например, разгонять митинги, устраиваемые, как известно, явными и скрытыми геями и лесбиянками, или стоять в оцеплении при эстрадных концертах, зрителями которых являются только представители ненавистной им ориентации, потому что простой русский человек на такой концерт не пойдет, а пойдет в рюмочную, пивбар или, на худой конец, на футбол. Правда, в последнее время, с появлением футбольных фанатов, волкодавы стали склоняться к тому, чтобы отнести болельщиков к категории геев, уж больно не по-русски они себя ведут.

И вот таким мужественным и бескомпромиссным борцам с организованной нечистью довелось на сей раз нести тяжелую и опасную службу, пребывая в квартире опаснейшего преступника, на счету которого сотни загубленных жизней и тысячи совращенных российских дев, каждая из которых могла бы стать достойной спутницей жизни как Челкина, так и Копытова, с гордостью неся по жизни их исконно русские фамилии.