Что-то у него слишком хорошее настроение. Просто пыжиться, стараясь выглядеть веселым и остроумным. Глаза только у него остались прежние, глаза обиженной собаки. Больные глаза. Как тогда, в девяносто пятом, в лесу.
– Прошу на диван, – я указал на свой диван-кровать, а сам сел на стул возле письменного стола.
Алиска делала мне в свое время замечание. Когда я располагаюсь таким образом, свет из-за окна падает на лица сидящих на диване, а мое как бы оставляет в тени. Некоторых это раздражает. Я очень надеялся, что и этих моих гостей тоже:
– Чем обязан?
– Давно не виделись, – улыбнулся Михаила.
Я промолчал. Если он заговорит о погоде, видах на урожай или еще о чем подобном, я буду молчать. Я вообще предпочел бы просто молчать, чтобы мои гости быстро перестали быть моими гостями.
– Ладно, – понял мое настроение Михаил, – без преамбул. Вас предупреждал Паша?
– О том, что обо мне вспомнили на самом верху?
– Да. О вас действительно вспомнили на самом верху.
– И еще мне посоветовали быть поосторожнее.
– Посоветовали.
– Что дальше?
– Александр, я прошу вас…
– А мне насрать на вашу просьбу, – я с удовольствием выговорил эту фразу, как давно я мечтал сказать что-нибудь подобное Михаилу, или Петрову. – Это вы пришли сюда говорить, поэтому говорите и проваливайте туда, откуда явились.
Паша вздохнул и встал с дивана. Я подозрительно покосился на него, но он просто подошел к стеллажу и стал рассматривать книги.
– Я вас понимаю, – сказал Михаил, – честно, понимаю. Я понимаю, что вам совершенно не улыбается еще раз попасть в переплет как в прошлый раз…
Я молчал.
– Да, но обстоятельства сложились так, что мы были вынуждены включить вас в схему. Понимаете, ваш роман был частью сделки. Мне удалось сделать так, что вас оставили в покое…
– Что вы говорите! – сарказм у меня иногда неплохо получается.
– Именно это. Вы должны были обратить внимание, что в предоставленных вам тогда материалах достаточно много информации конфиденциальной, исходящих с достаточно высокого уровня. Вас оставили в живых…