Под позолотой - кровь

22
18
20
22
24
26
28
30

   Графин сунул в карман нож, который все время держал в руке, обтер о штаны руки. Пальцы на правой руке слипались – кровь, он здорово писанул того пацана по шарам.

   Спрятаться, сейчас главное – спрятаться. Эта мысль стала самой важной. Забиться в нору. Как загнанное животное. И пусть никто не становится у него на пути.

   Мусор

   Мусор даже думать забыл о Малявке. Нужно было только отвести Нинку домой и шугануть ее по дороге, чтобы лишнего не трепала, чтобы язык свой попридержала, хотя бы, до завтра. До вечера. А потом он сам побеспокоится, чтобы она не болтала лишнего. Все пока получалось у него. Даже появление этих двух не смогло ничего поделать.

   Игорь Иванович Мусоргский может делать крутые дела. Когда Симоненко приказал отвести Нинку домой, в душе все так и взлетело – никто не сможет его заподозрить.

   И только он собрался приложить Нинке по заднице, как словно обухом сзади – Малявка. Это выходит, что он сразу от «Южанки» пошел к Васеньке и сидел у него целый день. Когда участковый пустил Кинутому юшку и когда договаривался о встрече на одиннадцать часов вечера – Малявка все мог слышать, а чего не услышал сам, то ему любезный друг Кинутый рассказал.

   И ведь спрашивал же его – есть кто дома или нет. Сука брехливая. Что же теперь делать? Что?

   Мусор не стал оглядываться и прислушиваться к разговорам о Малявке. Нечего терять время. Мусор толкнул Нинку в спину, и она покорно пошла. Хоть эта не выкобенивается. Безотказная Нинка, блядь, какого черта он ее дрючил в киоске вместо того, чтобы искать Малявку.

   Мусор схватил Нинку за волосы и рывком повернул ее к себе лицом:

   – Что молчишь?

   – Я… я ничего, Игорь Иванович, я ничего…

   – Что ничего?

   – Не видела я ничего, честное слово!

   – Чего ты не видела, сучка?

   – Ничего и не сказала ничего, – заскулила Нинка, – и не скажу ничего, правда, Игорь Иванович.

   Догадалась, обо всем догадалась соска, но боится, никому не скажет. Но что-то еще, чего-то она ему не досказала, что-то прячется у нее в голосе.

   – А мне ты все сказала? Или забыла?

   – В-все… – голос неуверенный, дрожит.

   Мусор сильнее сжал Нинкины волосы в руке, а другой рукой сжал ее лицо:

   – Врешь, Ниночка, врешь. А мне нельзя врать.

   Нинка судорожно вздохнула, и Мусору показалось, что она набирает воздух перед криком. Он зажал ей рот и сильно ударил в живот коленом. Нинка задохнулась, тело ее ослабело, и она обвисла в руках Мусора.