– Готово, можно ехать.
– Тогда пока, – сказал Ильин и захлопнул дверцу.
Хорошо, что двор асфальтирован, по такой погоде легко забуксовать. Местный оттащил в сторону вторую створку ворот и махнул рукой – проезжай. Ильин аккуратно тронул машину. Еще пару часов и можно будет ехать домой. Можно…
Силуэт человека вырос перед машиной словно из-под земли. Ильин ударил по тормозам, выругался. Хорошо еще, что не успел разогнаться. Фары осветили мокрые светлые волосы, бледное лицо, на котором не было испуга или удивления. Ильин зачем-то оглянулся вправо, на местного, который стоял возле ворот. Тот как раз шагнул вперед, чтобы отогнать парня.
Чокнутый этот парень, что ли? Под дождем, с непокрытой головой стоит перед машиной и даже, кажется, улыбается. Блеснули зубы. Вот придурок.
Ильин не заглушил двигатель, поэтому не услышал, что именно сказал охранник придурку. Ильину вдруг стало страшно. Он вспомнил, как волновался Василий Иванович, мелькнуло воспоминание о том, как он нес на руках простреленную собаку, как потерянно смотрел на нее Василий Иванович, и вдруг понял, что именно также, потерянно и виновато, взглянул Василий Иванович и на него при прощании.
Парень перед машиной даже не шелохнулся, но охранник вдруг отлетел к машине, в лобовое стекло ударили несколько красных капель и потекли вниз вместе с дождевыми, оставляя розовые дорожки. Ильин перевел взгляд на парня. Тот улыбнулся еще шире, шагнул вперед, поднял правую руку, и Ильин увидел два черных круга стволов. Обрез двустволки.
Ильина будто парализовало. Он даже не пытался прятаться или защититься. Он просто смотрел на капли воды на металле стволов, на лицо своего убийцы, на палец, лежавший на спусковом крючке.
Палец двинулся и за последнюю секунду своей жизни Ильин понял, что на лице парня была вовсе не улыбка, а оскал, как у собаки, готовой вцепиться в горло.
Выстрела Ильин не услышал.
Пока микроавтобус выезжал со двора, пока охранник двинулся вдоль машины к Блондину, тот стоял и чувствовал, как капли пота стекают по его спине. Холодный дождь и ветер не охлаждали горячей головы.
Блондину казалось, что спина его необъятно широка, заслоняет собой и машину, и идущего охранника, и весь этот склад. Он чувствовал, как взгляд Стрелка, многократно усиленный прицелом, скользит вдоль позвоночника к затылку.
Вот ведь сволочь. Обещал пришить. И ведь может. Прямо сейчас. Просто влепит пулю из своей винтовки Блондину в затылок, а потом скажет, что произошла случайность. Попробуй проверь. Вот как этот, Бес. Грохнул своего напарника, и ничего ему за это не было.
Охранник приближался медленно, и Блондин стоял неподвижно, чтобы даже случайно не попасть в прицел Стрелка. Ну, давай, не тяни. Давай. Стреляй.
– Свали отсюда, козел! – крикнул охранник.
Ну, давай же, сволочь, подумал Блондин. Охранник сделал еще шаг, и Блондину показалось, что теперь, чтобы убить охранника, Стрелку нужно будет пробить тело его, Блондина.
– Ты что, не понял? – спросил охранник.
Блондину захотелось упасть на землю, прямо в грязь, в ледяную воду луж и прикрыть голову руками. Чего Стрелок тянет? Да стреляй же ты. Убью падлу, руками голыми порву. Только дай выбраться отсюда.
Сука такая, стреляй, стреляй! Блондин чуть не крикнул это. Стреляй!
Пуля ударила охранника в горло, разорвала артерию, развернула и отбросила тело. Оно упало под колеса микроавтобуса и превратилось просто в ком грязи.