– Как зовут девушку, которая вас сегодня кормила завтраком?
– Светлана.
– Светлана, – кивнул Дмитрий Петрович. – Но вы вчера почему-то решили, что накануне ее звали Ириной.
– Вы ее называли Ириной.
– А еще я сказал вам, что вы попали к нам навсегда.
– Да, сказали.
– Я этого вам не говорил. Поверьте, Женя.
– Вы говорили. И ее называли Ириной. А она называла село Главным.
– Петровское. Село называется Петровское. А женщина была мертвой.
– Она была живой!
– Спросите у Светланы.
– Она с вами заодно! – голос Шатова сорвался.
По щеке потекла бессильная слеза.
– Я не могу вас убедить, Женя, – Дмитрий Петрович осторожно похлопал Шатова по плечу. – Но то, что помните вы – это только плод вашего воображения. Вы помните только то, что хотите помнить, и забываете то, что хотели забыть. Или придумываете объяснение.
– Я ничего не придумал. Я ничего не придумал. Я ничего не придумал, – Шатов дернулся, пытаясь высвободиться. – Вы врете!
– К сожалению, это правда. Я не лгу, – Дмитрий Петрович открыл дверь, обернулся к Шатову, – я понимаю, что вам больно, но это правда.
Дверь закрылась.
– Нет! – закричал Шатов. – Нет!
Это не может быть правдой. Не может быть правдой. Он все помнит отлично. Он помнит все, что происходило с ним до приступа. Он не мог ударить ребенка. И женщина была живой. Живой, что бы ни пытался сказать Дмитрий Петрович, как бы он не пытался убедить Шатова в его безумии. Не правда.
Нужно только успокоиться, прийти в себя и все станет на свои места. Только успокоиться. Все обдумать трезво и спокойно.