– От Дмитрия Петровича? – с удивленным видом переспросила Светлана.
– Да, черт побери, да. От него. Ты сказала, что…
– Я не говорила, – на глазах Светланы выступили слезы. – Я говорила, что хотела…
– Что ты говорила?
– Я сказала, что вы могли бы заметить мою внешность и сами. Что…
– Да, я еще сказал, что у меня есть жена, и что неприлично так льнуть к кому бы то ни было, а тем более, к женатому мужчине.
– У вас есть жена? – глаза, не отрываясь, смотрели на Шатова. – Вы ведь вдовец…
– Нет! – выкрикнул Шатов. – Нет. Ты с ума сошла! Я женат. Какой вдовец. И я тебе сам это сказал. У меня есть жена, и она ждет ребенка. Какой вдовец?!
– Извините, Евгений Сергеевич, я ошиблась. Я ошиблась, Евгений Сергеевич. Простите! – Светлана заплакала.
Кто здесь сумасшедший? Шатов прикусил губу. Специально, до крови.
Это они все сошли с ума. Они все. Шатову захотелось кричать.
Стоп, Шатов. Стоп. Замолчи. Просто замолчи. Затаись. Если они тебя обманывают, то лучше затаись. Они хотят тебя вылечить… Иначе, не держали бы здесь. Если бы они хотели тебя убить… Если бы они действительно хотели тебя убить, то не стали бы устраивать таких сложных конструкций.
Они тебя лечат. Препарат в еде? Ничего страшного. Кто-то рассказывал Шатову, что всех, кто попадает в дурку, проводят через три укола серы. Кто это ему говорил?
Серега Печенежский говорил. Когда служили срочную службу. Серега отчего-то решил перерезать себе вены, его быстренько забинтовали и отвезли в дурное отделение госпиталя.
После каждого укола даже дышать было больно, рассказывал Серега. Болела каждая клеточка. Похоже?
Его хотят встряхнуть? Чтобы вылечить?
Им нужно помочь. Сделать вид, насколько это получится, что Шатова можно не бояться. А потом… Что потом?
Кстати, а почему ему не дают возможности позвонить и поговорить с женой или с кем-нибудь из друзей? Ничего, он все это выяснит.
Он нормален. Это все чушь. Он совершенно нормален.
– Не нужно плакать, Света, – ровным голосом произнес Шатов.