Охотник

– Э-э, – промычал водила. Гурон вышел.

Он отпер дверцу "копейки", сел в продавленное кресло. Крутанул стартер, и старенький двигатель затарахтел, заметно подтраивая на холостых. Гурон до упора вытянул подсос, посмотрел по сторонам… выбрал помойку. Он разогнал машину насколько позволяло ограниченное пространство и "воткнул" ее в угол бетонной коробки. Захрустело железо, капот вздыбился, из разорванного радиатора хлынул тосол.

Гурон аккуратно обтер баранку и набалдашник рычага переключения передач. Вылез из машины. Обтер наружную и внутреннюю ручки… закурил, полюбовался своей "работой" и выбросил ключи в контейнер с мусором.

Удивительно, но на душе стало немножко легче. Он вышел на Лесной, остановился и задумался: а что дальше?

Делать ему было абсолютно нечего, и он подумал, что надо, все-таки, проведать тетку. Потом сообразил вдруг, что в десяти минутах ходьбы – Выборгская набережная и дом, где он провел первые годы своей жизни… стоит навестить?

Сентиментально и банально до дури, но, пожалуй, стоит, раз уж оказался здесь. Он вышел на Кантемировскую и двинулся к Неве. Он шел и пытался зрительно восстановить образ дома ? 35 – маленького, двухэтажного, с печным отоплением и плотно забитыми коммуналками… и сараи за домом… и поленницы возле сараев. Там, среди сараев и дров, пацаном он играл в войну. Разве думал тогда, что война станет его жизнью?

Он дошел даже быстрее, чем предполагал. Он вышел на набережную у Кантемировского моста, повернул налево, к своему дому… а дома не было!

Гурон остановился… как же так? Как же так – ведь был дом! Мой дом! Старый. Двухэтажный. С печным отоплением… с сараями… с поленницами… как же так?

Он быстро, почти бегом, двинулся вперед. Ему хотелось обнаружить хотя бы следы дома, хотя бы фрагменты фундамента… но и фундамента не осталось.

* * *

Гурон стоял на улице, ждал Валентина. Валентин опаздывал. Гурон посмотрел на часы, и в этот момент из-за поворота, сверкая хромированным оленем на капоте, выехала бежевая "Волга".

Гурон улыбнулся – "двадцать первая" "Волга" досталась Паганелю от отца и была предметом гордости. Машине было уже больше четверти века, но она выглядела игрушечкой. И покойный Степан Валентинович и сам Валька в машине души не чаяли. Она хранилась в гараже, зимой на ней не ездили и только с наступлением весны "Волга" покидала гараж с тем, чтобы возить семью Корзуновах на рыбалку. Тяжелый советский автомонстр был невероятно прожорлив, жег бензин нещадно. В те времена, когда литр бензина стоил четыре копейки, эксплуатация "двадцать первой" не была чрезвычайно накладна. Но стоимость бензина выросла многократно и теперь "Олень", как называли "Волгу" в семье Корзуновых, выезжал из гаража крайне редко.

Жан предположил, что Валька приехал на "Олене" только для того, чтобы прокатиться, "вспомнить молодость".

"Олень" плавно затормозил, Валентин высунулся в окно, весело закричал:

– Эх, прокачу!

Гурон засмеялся, сел на переднее сиденье.

– Здорово, – весело сказал он, протягивая ладонь. – Опаздываешь.

– Извиняй, начальник! Рработа! Но через десять минут мы уже будем сидеть за столом… эх, будем водка пить, пьяный морда грязь валяться.

– Орать матерные частушки в мусоропровод, – подхватил Гурон.

– Точно. А Наташа уже на стол накрыла… ждет.

У "Академической" Гурон сказал: тормозни, Валя, на минутку.