– Наверное, нам следует завербовать людей, которые проводят отряд до Гхунзу, – осторожно предложил Фитц.
– Об этом я и хотел сказать тебе. Только бы шерпы не обиделись за носильщиков со стороны. Но я знаю слабые стороны аборигенов: за небольшие деньги они с удовольствием останутся в своих хижинах.
Капитан поднял бутылку пива. Его примеру последовали все, кто находился в комнате командира. Основательно прокуренная, с пожелтевшим потолком, с плотно занавешенными окнами, она как раз подходила для заговоров, планирований убийств и терактов. Но спешки не чувствовалось. Боевики привыкли к затяжным мероприятиям, не отличающимся от военных, нетерпения не проявлял никто. Наоборот, по словам Хорста Кепке, ожидание было томительно-сладким.
Работа за деньги отличалась от работы ради идеи, в первую очередь, толстым налетом деловитости. Условия сделок обговаривал сам Шеель, но от разговоров на эту тему внутри команды нельзя было уйти. Порой «красноармейцы» делили шкуру неубитого медведя, но точно знали, что медведь будет убит. И кто-то однажды в пылу споров выкрикнул: «Смерть медведям!» Впереди поблескивала не одна роскошная шуба.
А в этот раз – шуба гималайского медведя.
Скоро все разойдутся по своим домикам. Никто не занервничает, не станет тыкать в клавиши телефона. После работы телефонные трубки расплавятся от жаркого дыхания.
Дитер Лемке:
«Лотхен, привет, дорогая! Ты хотела купить комнату в том сером доме неподалеку от Берлинского зоопарка… Я?.. Я не помню, что называл ее чуланом… Ну и что, что дом – серый! Его я тоже крестьянской избой не называл. Хорошо, пусть будет по-твоему. Тогда ответь: ты все еще хочешь купить чулан в крестьянской избе и слышать рев крокодилов из зоопарка?.. А, крокодилы не ревут, ясно… Что?! Да пошла ты!»
Мартин Вестервалле:
«Здравствуй, братишка! Ты знаешь, что я безразличен к рыбалке… Одним словом, я приглашаю тебя в Канаду поохотиться на снежных коз. Конечно, я не шучу…»
Йохан Фитц:
«Мама…»
Кепке всегда подтрунивал над товарищем, нашептывал ему: «Скажи своей старушке, что купил отрез крепа и нашил из него траурных повязок. Поторопи ее: мол, пора загибаться».
Сам Кепке никого не потревожит ни телефонным звонком, ни визитом. Его родители были живы, но он не поддерживал с ними отношений вот уже одиннадцать лет.
И Шеель никому не позвонит. Отмежуется от товарища («Куда деньги будешь девать?») шуткой: «На старость коплю». В заначке у него было двести тридцать тысяч долларов.
Боевики выпили. Шеель продолжил:
– Теперь в общих чертах. Кроужека не удастся взять сразу же возле Гхунзу или у подножья горы. Во-первых, это не столько личная охрана вице-премьера, сколько непальский спецотряд. Да и шума не избежать. В отличие от нас, телохранители не пользуются бесшумным оружием, а перестрелки нам не миновать. Поэтому основная часть операции пройдет вдалеке от базового лагеря. Во-вторых, русские.
– Они наверняка разобьют свой базовый лагерь по соседству с чешским, – сказал Хорст Кепке.
– Я думал об этом, – кивнул командир. – Именно русские нам помогут, они – наша козырная карта.
Кепке, слушая командира, неодобрительно качал головой. Шеель найдет множество доводов, чтобы провести завершающую стадию теракта как можно выше. Скажи он сейчас, что намерен взять Кроужека на самой вершине Кангбахена, – Кепке нисколько не удивится. Его самого прельщала перспектива взойти на одну из самых неприступных вершин Гималаев, но уж больно резко она контрастировала с их подлинной миссией. С одной стороны – горы: величественные, гордые, до безумия красивые; с другой – деньги, не подкрепленные никакой идеей.