Андрей очнулся в темном душном каменном мешке, с грехом пополам принял сидячее положение и, сдерживая стоны, осторожно ощупал гудящую набатным колоколом голову со слипшимися от крови волосами. Сердце непродажной «белой вороны» переполняло перемешанное с яростью отчаяние. Невзирая на серьезное сотрясение мозга, он прекрасно помнил, как угодил в подстроенную Крымовым ловушку[45]. Андрей работал дома над очередной статьей, когда в дверь длинно, требовательно позвонили. Воронин находился в квартире один. Жена с трехлетним сыном вчера отправилась на неделю в Рязань, погостить у матери. Досадливо ругнувшись, журналист оторвался от печатной машинки, сунул ноги в шлепанцы и пошел отворять. На пороге стояли два незнакомых типа в свободной, не стесняющей движения одежде. Один – здоровенный, бритоголовый, смахивающий на гориллу. Другой – чуть помельче, рыжеволосый, с хитрой лисьей мордой.
– Фэ-эс-бэ! – грозно прорычал «горилла», тыча Андрею в лицо удостоверение. – Пройдемте!
– А ордер у вас имеется? – хладнокровно осведомился Воронин.
– Само собой! – заверил «лисья морда», сунув руку за пазуху и жестом фокусника извлекая оттуда сложенный пополам лист бумаги. – Вот, пожалуйста! Ознакомьтесь!
Андрей внимательно просмотрел документ. Вроде все в порядке. Бланк, печати – подлинные. Надлежащие подписи – где положено. Однако что-то в незваных гостях настораживало журналиста, внушало нехорошие предчувствия, создавало некий душевный дискомфорт.
К сожалению,
«Крымов! Тварь ползучая! Грязная, коварная мразь! – мысленно стонал журналист. – А я пустоголовый лох! Нет бы сразу опознать молодчиков Афанасьича! Отказаться с ними куда бы то ни было ехать! Послать громил на три буквы! Хотя... без толку! Взяли бы и на дому! Слишком здоровы ублюдки и наверняка изрядно поднаторели в подобных операциях! Слава богу, Татьяна с маленьким Колькой в отъезде! По крайней мере они не пострадают! А мне... мне, судя по всему, подошел финиш! Попытаются сломать, образно выражаясь, «поставить на колени» перед Крымовым!.. Если же не выгорит – убьют, а труп «бесследно исчезнет». Мало ли народу в нынешние времена пропадает! Итак, передо мной открыты только два пути: либо усердно лизать задницу олигарху, отрекаясь во всеуслышание от былых «заблуждений», либо помирать! Смерть, пожалуй, предпочтительнее... Лучше подохнуть, нежели, полностью утратив уважение к себе, влачить жалкое существование холуя! Страшно, конечно, но... ничего не поделаешь! Ничего!!!»
Снаружи послышались приближающиеся шаги. Загремел отодвигаемый засов. Дверь распахнулась. По глазам ударил свет, после кромешной тьмы показавшийся пленнику нестерпимо ярким. Андрей невольно зажмурился.
– Милости просим на презентацию! – с издевкой пропел молодой довольно приятный голос. – Извольте следовать за нами, сэр. Вам предстоит масса веселых развлечений!
«Ну, сволочи, держитесь! – медленно вставая, подумал Воронин. – Разомнемся напоследок!»
Поручив Шершневу отвезти сломленного, утратившего человеческий облик Осипова в Москву, Задворенко велел Соскову заняться трупом Виктора Кутепова (определить в морг и утрясти формальности), а Флярковского с Сиволаповым послал за «белой вороной», по расчетам Михаила, уже очухавшейся от шершневского нокаута. Выйдя из пыточного «зала», Валентин с Семеном деловито направились к чулану-карцеру, находящемуся в дальнем конце подвального коридора. Оба они долго занимались спортом (Флярковский – карате, Сиволапов – самбо), были абсолютно уверены в собственном физическом превосходстве над каким-то там журналистишкой и соответственно не ожидали от него никаких неприятных сюрпризов. Пригласив Воронина на «презентацию», Флярковский с любезной улыбочкой на чувственных губах немного отошел в сторону от дверного проема, давая жертве возможность выйти, и... в следующий момент получил хлесткий уракен[46] с разворотом в лицо. Удар пришелся точно в нос. Хрустнули смещенные хрящи. Оглушенный Валентин пошатнулся, однако второй удар ботинком в пах сумел все-таки заблокировать согнутым коленом. Поначалу опешивший Сиволапов опомнился, набросился на Воронина сзади и применил один из излюбленных милицией приемов – так называемую «ласточку»: просунув руки под мышки Андрею, сделал ладонями «замок» на затылке и резко, синхронно надавил ладонями на затылок вниз, а плечами под мышки вверх. Рыча от боли в вывернутых суставах, журналист согнулся. С пронзительным воплем «Ки-й-й-я-я-я-!!!» чрезвычайно дороживший своей внешностью Флярковский всадил в корпус Воронина жестокий угиро-геро[47] и, стремительно сорвав дистанцию, начал яростно крушить кулаками ребра хрипящего беспомощного человека...
– Ладно, хорош, – спустя минуту пробасил Сиволапов. – Босс велел оставить его живьем. Пригодного для процедур. Иначе нам с тобой не поздоровится! Кончай, говорю, дубасить!
Флярковский неохотно отступил и, бешено подвывая, принялся вытирать батистовым кружевным платочком текущую из расквашенного носа кровь. Великосветские манеры Валентина бесследно испарились. Изящно очерченные женственные губы ощерились в зверском оскале. В прозрачных голубых глазах красавчика Вали (так в редкие минуты благодушия называл Флярковского Задворенко) пылала багровая сатанинская злоба.
– С-с-сука!!! П-п-падла!!! Д-д-дерьмо-о-о!!! – с гадючьей ненавистью шипел он. – Ужо погоди, к-крутой! Дай с-срок! Ща-а-ас попадешь в пыточную! Там, б...дь, узнаешь, почем фунт лиха!!!
Флярковский с Сиволаповым сковали вывернутые назад руки журналиста милицейскими наручниками, сознательно затянув их до предела и, захлебываясь матерной бранью, поволокли Андрея в «зал»... Приблизившись к скорчившемуся, едва живому на вид Воронину, Задворенко вознамерился изречь что-нибудь подобающее случаю, но... вместо этого истошно завизжал! Собрав последние силы, Андрей врезал ему ногой в промежность.
– П-поломать гаду к-кости!!! – сквозь визг выхаркнуло «сверхдоверенное лицо» олигарха.
Флярковский с Сиволаповым похватали со стола железные прутья, повалили журналиста на пол и обрушили на него вихрь безжалостных ударов. Особенно свирепствовали мстящий за подпорченное личико красавчик Валя, а также лично подключившийся к экзекуции Михаил. Скуля от боли в ушибленных яйцах, он остервенело орудовал тяжелым хлыстом с металлическим шариком на конце. Зверское избиение продолжалось не менее десяти минут.
– Хватит, – заметив выступившую на губах жертвы кровавую пену – верный признак надвигающейся смерти[48], как опытный палач распорядился Задворенко. – Хмырь нужен нам относительно целым. По крайней мере пока!
Запыхавшиеся подручные послушно отошли в сторону. Михаил приготовился толкнуть надлежащую речь, но, внимательно присмотревшись к Воронину, вдруг осознал: «Слишком поздно! Перестарались!» Андрей походил на человека, извлеченного последним из-под обломков разрушенного землетрясением дома. Изуродованное, скомканное тело в разорванной одежде конвульсивно подергивалось. Вокруг него на бетонном полу образовалась большая, постоянно увеличивающаяся лужа крови. Журналист умирал. Это было понятно с первого взгляда. Живыми оставались лишь горящие ненавистью светлые глаза на превращенном в бесформенное месиво лице. Секунд пятнадцать прошло в полном молчании. Неожиданно глаза журналиста уставились в упор на Задворенко.
– Я ухожу, – странным, отрешенным голосом произнес Воронин. – Но ты тоже скоро сгинешь. Я вижу твою смерть. Она уже рядом и воистину ужасна. Будь проклят, козел!!!