– По…помолчите, – потребовал Владимир Родионыч. – Что там с Липским?
– Еще не знают. Просят разрешения войти в дом.
– Пусть входят, – сказал Владимир Родионыч. – Пойдемте.
– Не нужно было бежать пешком. Прекрасно подъехали бы на машине, – сказал Полковник.
– Ничего, воздухом подышим. Но если…
– Я уже слышал, – сказал Гринчук. – Если что-то случилось с Липским.
– Я… И вся ваша наглость и хитрость не помогут вам, – предупредил Владимир Родионыч, поскользнулся, но его успел подхватить Гринчук.
– Руки уберите, – потребовал Владимир Родионыч.
Они уже подошли к калитке, возле которой темнел силуэт одного из бойцов, когда рация снова подала голос.
– Да, Шторм-три, – сказал Полковник. – Где? Понял.
– Что там? – спросил Владимир Родионыч.
Полковник не ответил и быстрее прошел через двор и поднялся в дом по ступенькам.
За ним вошел Владимир Родионыч и Гринчук.
В доме горел свет.
Тело Шмеля втащили в холл и положили на пол. Снег, смешанный с кровью потихоньку таял, и по полу ползла тонкая розовая струйка.
Лицо Шмеля кто-то прикрыл простыней с дивана. На белой ткани начинали проступать кровавые пятна.
Рядом с телом лежали пистолет и сумка. Обычная спортивная сумка из кожзаменителя.
Еще один боец стоял возле ступенек на второй этаж.
– Где он? – спросил Полковник.
Боец в черной вязаной шапочке-маске молча указал рукой наверх. Полковник пошел по ступенькам. Владимир Родионыч остановился и сделал несколько вдохов, держась рукой за грудь. Его неприспособленные к прогулкам по снежной целине туфли были облеплены снегом. Брюки тоже. До колен.