Рождество по-новорусски

– Минут через пятнадцать.

Гринчук сел возле Михаила.

– Значит так, Миша, давай, пока я буду беседовать с очень высоким начальством, ты съездишь в дом к Липским, возьмешь у них фотографии засранца, сколько у них есть нынешних, заедешь в ателье сделаешь сотни по две копий. Есть?

Михаил кивнул.

– Если кто-то станет тебе мешать – действуешь аккуратно, но эффективно. К членам семьи мы относимся с уважением и сочувствием, к охране – без жалости и сантиментов. Потом фотографии ты доставляешь своим цыганам, лично просишь барона проконтролировать. Если он начнет выделываться…

– Не начнет, – улыбнулся Михаил.

– Если, я говорю – если. Если он начнет выпендриваться, – скажи, что лично я приеду к нему беседовать. Лично. И он свой бизнес будет с сожалением вспоминать лет десять-пятнадцать. Понятно?

– Я с ним договорюсь, – сказал спокойно Михаил.

– А, ну тебе виднее. Высади меня возле дома, а Братка потом пришлешь за мной. Барон пусть свой табор пустит по городу по двум темам. Первая – пацан. Может, кто видел, хотя я сомневаюсь. Вторая тема – чужие в городе. Обособленно живут, ведут себя странно, что-то скрывают…

– Похищают детей, – добавил Михаил.

– Что-то типа того.

Машина остановилась возле дома. Гринчук вышел, но прежде чем захлопнуть дверцу, наклонился и сказал Михаилу:

– Будет время, попроси, чтобы постирали чехлы с заднего сидения. И внимательно поглядывай по сторонам.

– И если через два часа вы мне не позвоните, я начинаю искать не Липского, а вас, – Михаил откозырял.

– Только без жертв и особых разрушений, – напомнил Гринчук.

Перед лифтом он постоял немного, собираясь с силами. Разговор, похоже, назревал нешуточный.

И ровно через три минуты подтвердилось, что Гринчук умеет предсказывать будущее.

Разговор действительно был нешуточный.

Вначале, первую минуту разговора, Владимир Родионыч старался говорить ровно, без напряжения. Но когда на его упоминание о надругательстве над Шмелем и его людьми, Гринчук тяжело вздохнул и сказал огорченно: «Так он еще и ябеда», Владимир Родионыч взорвался.

Гринчук слушал молча. Гринчук не возражал. Гринчук смотрел прямо перед собой, сидя в кресле и аккуратно сложив руки на коленях. Гринчук наклонился, поднял и вежливо подал Владимиру Родионычу «паркер», который тот бросил на пол. Гринчук даже не пытался вставить ничего, когда Владимир Родионыч перешел от выражение своего общего эмоционального состояния к описанию своего личного отношения к подполковнику милиции Гринчуку, который и подполковником-то стал случайно, и оставаться в этом звании ему осталось всего ничего…