Гринчук молчал. Главное – не двигаться, и тогда боль, может быть, о нем забудет, перестанет обращать на него внимание…
– А вы говорите – ничтожество, – сказал Рубин. – А он единственный из всех – единственный – нашел меня четыре года назад, вычислил и пришел поговорить…
Гринчук не видел их, только слышал голоса. Радостный, немного истеричный, – Рубина, и, безжизненный, – Стоянова.
– Он меня вычислил…
– Догадался, – сказал Стоянов. – Догадался и пришел поговорить…
– Представляете, он принес с собой пассатижи, чтобы пытать меня, чтобы я отдал ему архив… Это было так больно – лишиться ногтя, но в итоге мы договорились.
– Он все держит в голове. У него абсолютная память. Он читает листок, сжигает его – и всё! Всё! Представляешь, подполковник, какой облом! У меня рядом столько возможностей – и ни фига я не могу… – Стоянов, судя по звуку, спустился по лестнице.
– И мы договорились, – радостный, счастливый говорок Рубина. – Я сделаю его своим наследником. Правда, без обмана. Он не хочет довольствоваться частью, ему нужно всё… Он был единственным, кто знал обо мне всё… И единственный, кто сотрудничал со мной не из страха, а…
– Из жадности, – прошептал Гринчук.
От грохота снова заложило уши, цементная крошка хлестнула Гринчука по лицу.
– Не попал… – сказал Стоянов. – Жаль, хотел в голову… придется попрактиковаться…
– Да, Дима… – Рубин просто задыхался от счастья. – Мы…
– А вы, Владимир Максимович, помогите сесть нашему уважаемому гостю…
– Я…
– Вы справитесь… Вы еще крепкий старик… А у меня руки заняты, пистолет, сами понимаете…
Гринчук почувствовал, как Рубин переворачивает его на спину… Тело взорвалось болью, застонало – Гринчук с удивлением наблюдал за ним как бы со стороны. Да, боль, да – страшно… Но это не он, это его тело… Это всего лишь…
Он увидел глаза Стоянова, его лицо… Как тогда, сто лет назад, на первом допросе… Власть, самоуверенность… Только сейчас еще и радость… предвкушение чего-то великого…
– Ранение слепое… – сказал Стоянов. – Нехорошее ранение… Честно говоря, я думал, что убью…
– Мало… практики… – сказал Гринчук.
– Да, – согласился Стоянов. – к сожалению… Вот только сейчас я почувствовал, как это забавно… Раньше смотрел на пули – такая чепуховина, маленькая, невзрачная…