Способ номер тридцать пять. Значит, мотор у нас заглох, не так чтобы возле джипа, не нужно нервировать мальчиков, метрах в ста. Теперь нужно немного потерзать стартер. Теперь вылезаем из машины и открываем капот.
На лице легкое обалдение, от джипа все равно не увидят, но в образ войти помогает. Теперь хлопнуть капотом. Бац! Какой я злой!
Ногой по колесу. Шлеп! Теперь посмотреть по сторонам. Машин на трассе немного. Ой, а это что за джип стоит неподалеку? А ну-ка, может помогут машину починить?
Ах, не помогут, значит, валить, типа, отсюда, пока в голову не получил. Нет базара, пацаны, нет базара, я только хотел… Понял, понял, не нужно объяснять. Я пошел.
И вот теперь совершенно спокойно можно сидеть в машине уже два часа. Нужно только время от времени выходить на дорогу, голосовать и остановившимся чудакам говорить что-то вроде: «Отремонтировать не поможешь?». При этом ни в коем случае не останавливать потрепанных отечественных аппаратов. Водители этих тачек могут оказаться технарями – любителями.
Итак, начальству мы в очередной раз соврали, подвел итог Хорунжий. И дай Бог, не в последний. Хорунжий покрутил настройку радио. Ничего интересного. Ладно, придется дожидаться в тишине. Чего дожидаться? А черт его знает.
От Гаврилина ни слуху, ни духу. Плохо. Если он начал играть в подпольщика и решил умереть, не сообщив ни одного телефона и адреса – очень плохо.
К Григорию Николаевичу ни кто не звонил. И по телефону Хорунжего никто не звонил. И по контактному телефону тоже никто не звонил.
Кстати, а почему Григорий Николаевич не поинтересовался звонками к Хорунжему? И так слушает его телефон? Или…
Ну не нравится Хорунжему все, что происходит с ним и Гаврилиным сейчас.
Еще в самом начале карьеры пришлось ему однажды принимать участие в извлечении повешенного из петли. Все было понятно – самоубийца, провисел несколько дней в теплой комнате. Опытный коллега обрезал веревку, другой, не менее опытный, придерживал труп со спины, а Хорунжий обхватил покойника спереди.
Ну не мог он себе тогда по неопытности представить, что труп скользнет совершенно неподъемной массой, что руки Хорунжего автоматически попытаются тело удержать и вместо этого прижмут его к своей груди, лицом к лицу.
И уж совсем никак не мог себе представить, что объятием своим так сдавит грудную клетку самоубийцы, что скопившийся за двое суток трупный газ, словно последний выдох изо рта покойника, ударит ему в лицо.
Хорунжий до сих с ужасом вспоминал тот случай. Несколько часов он тогда не мог проблеваться и почти на месяц лишился аппетита.
От нынешних приключений несет точно также, как от того покойника. От каждого слова Григория Николаевича воняет, от каждого его жеста. Хорунжий почувствовал, как к горлу подкатило.
Раньше все было понятно Хорунжему. Ему приказывали – он выполнял. Наружное наблюдение, задержание, силовая акция. И он, и его группа были мастерами широкого профиля. Они могли все.
Так считал Хорунжий до тех пор, пока не получил задания на уничтожение. Он ужасно переживал тогда, ломал голову как поступить, а потом просто отказался. Был готов к любым последствиям, но они не наступили.
Его выслушали, понимающе покивали, а потом выделили в совершенно отдельное подразделение. К тому моменту он уже и сам толком не понимал где работает.
Новую присягу после развала Союза он как-то не принял, не из политических пристрастий, ему просто не предложили, а самому настаивать было глупо. Потом перестали идти очередные звания, о них даже перестали вспоминать. Ему даже не выдали нового удостоверения личности.
Нет, в его распоряжении был очень большой выбор разнообразных документов, но ни один из них не был его, тем, который удостоверял его действительный статус.