Под грязью - пустота

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хороший вопрос, приятель, очень хороший вопрос. Я ответа еще не придумал.

Пальцы в теплых рукавицах стали отогреваться, в их кончиках задергались иголки.

– Вот такие дела, – протянул Гаврилин, – вот такие дела. Паны дерутся, а холопов чубы трещат. Слышал такую присказку?

– Слышал.

И чего он с ним болтает? Ничего не может толком сделать. Ведь решил же, что придется убить прохожего. Решил и даже начал это решение претворять в жизнь. Шнурок так гладко захлестнулся на шее сержанта… Так легко опустился сержант на колени…

Всего полминуты. А вместо этого сейчас сидит возле несостоявшегося покойника и ведет идиотский разговор. Пока не состоявшегося покойника. Решение все равно придется принимать.

Один тулуп на двоих. Боливар не согреет и сержанта милиции, и наблюдателя Конторы. Одному из них придется мерзнуть. До самой смерти.

Возле самой головы что-то зашуршало, Гаврилин сбросил с правой руки рукавицу и схватился за пистолет. Твою мать. Возле самого лица на краю ложбины сидела здоровенная ворона.

Откуда ты взялась, дура? Все твои подруги уже свалили в город, там со жратвой получше.

Ворона покрутила головой, потом внимательно посмотрела на Гаврилина, перевела взгляд черных стеклянных глаз на сержанта.

Жрать, наверное, хочешь? Гаврилин сунулся было в сумку за хлебом, замер.

А может, ворона присматривает, кого из двоих людей ей сегодня придется клевать на ужин?

– Пошла отсюда! – Гаврилин махнул рукой.

Ворона неодобрительно покрутила головой, но не улетела, только отошла на несколько шагов.

– Пошла!

Ворона расправила крылья и тяжело взлетела на ветку соседнего дерева.

Снова зазнобило. Гаврилин отхлебнул из бутылки, поморщился. Какая все-таки гадость!

– В сумке какая-нибудь одежка есть? – спросил Гаврилин.

– Что?

– Одежка есть в сумке?