Под грязью - пустота

22
18
20
22
24
26
28
30

– Ты меня понял? Почему ты молчишь? – голос Григория Николаевича дрогнул, – Почему ты молчишь?

Молчание.

– Ты все еще думаешь, что я хотел тебя уничтожить. Думаешь? Я объясню. Слышишь? Я все объясню…

Молчание. Холодное молчание замерзшего леса.

– Да послушай же! Клоун. Он должен был тебя страховать. Клоун. Никита Колунов. Он…

Молчание.

– Он работает на меня. Он должен был напоить тебя так, чтобы ты просто не смог на следующий день покинуть клинику самостоятельно. И с тобой бы разговаривали в клинике. Хозяин, а не Краб. Слышишь? Да не молчи ты!

Тишина.

Григорий Николаевич рывком сел. Гаврилин был неподвижен.

– Если бы что-то пошло не так в Усадьбе, он бы тебе помог. Он ведь сказал тебе, что знал Палача? Сказал? Это был сигнал для тебя. Он не мог тебе открыться. Поэтому было решено все так… Не молчи! – Григорий Николаевич закричал, голос сорвался, – Пожалуйста! Он бы открыл для тебя двери в подземном ходе. Он дал тебе нож. Я не виноват, что ты не взял у убитого теплой одежды и спичек. Там ведь были одеяла. Почему ты их не взял? Ты ведь мог так не рисковать! Это ты виноват! Сам! Слышишь? Сам виноват! Да не молчи ты! Пожалуйста!

Григорий Николаевич стал на колени, потом поднялся на ноги. Гаврилин тоже молча встал.

– Мне звонил Хозяин, я обещал ему, что именно ты будешь с ним работать. Можешь проверить, возьми у меня из кармана телефон, позвони ему! Позвони! Пожалуйста!

– Знаете, на что похож замерзший лес? На вставшие от страха дыбом волосы. А между покрытыми инеем волосинами копошатся вши. Одна из этих вшей, шурша перхотью, просит вторую, чтобы та не убивала ее, чтобы дала возможность еще попить крови, прижаться к родным гнидам. И кажется обоим вшам, что занимаются они чем-то важным и значимым, – голос прозвучал безжизненно и бесцветно.

Гаврилин поднял пистолет, и Григорий Николаевич почувствовал ледяное прикосновение ко лбу. Сглотнул. По щекам потекли слезы, но их никто не видел.

– Янычары, – сказал Гаврилин.

Григорий Николаевич застонал.

– Послушание и жажда жизни, – сказал Гаврилин.

Внезапный порыв ветра с хрустом рванул верхние ветви деревьев. Что-то засвистело.

Гаврилин нажал на спуск.

Пистолет сухо щелкнул.