Чуть теплая рука коснулась лица Гаврилина, легла
на лоб.
– У тебя температура.
– У меня дырочка в левом боку и почти бутылка коньяка в желудке, – пожаловался Гаврилин.
– Ложись, – Лизавета встала с кровати и попыталась помочь Гаврилину.
– Не надо, женщина, я сам. Не унижай мужика, – Гаврилин вцепился в левый бок руками, привстал, а потом завалился на правый бок.
– Убьешься так, – сказала Лизавета, и в ее голосе Гаврилину послышались заботливые ноты. Приятно, подумал Гаврилин.
– У тебя есть что-нибудь от боли?
– Тебе сейчас не стоит, после выпивки.
– После выпивки… – протянул Гаврилин, – да, за все нужно платить.
– Я здесь приберу, похоже, праздник закончился, – констатировала грустно Лизавета.
– Он только откладывается, вот у меня перестанет зудеть в боку…
В дверь палаты постучали. Какие все вокруг вежливые, подумал Гаврилин. Стоп. А кто это в два часа ночи приперся в палату? Медсестры здесь стучат одинаково, мягко и осторожно, Клоун вломился бы в дверь без стука, или, в крайнем случае, двинул бы пару раз в дверь рукой. А тут уверенные, жесткие удары. Сильные. У Гаврилина даже на мгновение заныли костяшки пальцев на правой руке.
– Войдите, – сказал Гаврилин.
– Добрый вечер, – сказал вошедший в палату мужчина.
Ну настоящий полковник, всплыла почему-то в голове Гаврилина фраза из песни. Чуть выше среднего роста, коренастый, короткая стрижка, лет сорок пять на вид.
– Вы к кому? – Гаврилин даже улыбнулся, услышав каким официальным тоном задала этот вопрос Лизавета.
– Мне бы Никиту, – посетитель умудрился сказать фразу одновременно и твердо и просительно.
Гадом буду – полковник, – решил Гаврилин. А вот Клоуну не повезло. Гаврилин покосился на Лизавету. Что предложит медицинский персонал?
– Я сейчас посмотрю, – сказала Лизавета, – он кажется вышел…