Потерял три минуты. Не страшно. Хорунжий сел за руль БМВ и отогнал машину под прикрытие деревьев в парк. Перегнулся через спинку кресла и похлопал лежащего по лицу.
Тот открыл глаза и захрипел.
– Не шуми, – сказал спокойно Хорунжий, – лучше послушай. Если понял меня – кивни.
Парень кивнул.
– Давай сразу выясним – если бы я хотел тебя убить – уже убил бы. Так?
Кивок.
– Далее. Оставлю я тебя в этой машине, чтобы ты не дай Бог не замерз и не простудился. Твою машину я у тебя одолжу на… – Хорунжий прикинул в уме, – … на сорок минут. Потом верну. Если будешь себя хорошо вести. Попытаешься сбежать…
Парень замотал головой.
– Попытаешься сбежать – найду. Твои документы у меня. Понял? Вот и отлично.
Хорунжий закрыл двери своей машины на ключ и немного пробежал до оставленной на дороге «девятки».
Поехали.
Радиоприемник в жигулях работал. Передавали какую-то веселенькую мелодию. Выключить. Музыка нам не нужна.
На повороте к клинике Хорунжий остановил машину. Вынул из внутреннего кармана глушитель, достал из кобуры пистолет. Насвистывая что-то, прикрутил глушитель к стволу. Оглянулся на дорогу. Никого и ничего. Дважды выстрелил в лобовое стекло «девятки». Стрелянные гильзы со звоном отлетели от бокового стекла и упали на пол салона.
Два пулевых отверстия в лобовом стекле были окружены ореолом трещин. Черные кружки в обрамлении белой изморози.
Поехали, сказал себе Хорунжий.
Пустота
Краб был недоволен, и Клоун его понимал. Чуть не прокололись они с телефоном. Не подумал он о том, что может этот Гаврилин двинуться к телефону в кабинете.
Спасибо хоть этот самый Гаврилин шуму не поднял. Вообще все по дурному получилось. Зачем было торопиться. Договорились же, что он выведет утром Гаврилина погулять за ворота.
Все-таки, не стоит подобных вещей делать в клинике.
Это, кстати, и сам Краб толдычил постоянно – правила нарушать нельзя. Нельзя.