– А ничего! Я туда лезть не стал. Глянул с порога – не дышит. И пошел вызывать из района людей. Они приехали через час. Все. Самого Чупина схоронили на нашем кладбище.
– А вы… – Шатов замялся. Что, действительно, спрашивать? Странности? Подробности?
– А вам не сказали потом, что именно там случилось?
– А что говорить? И так все понятно. Полез Егор за кислотой, она, банка, то есть, перевернулась ему как раз на голову. Не за столом будет помянуто. Я только мельком глянул – все равно потом три дня не ел, – Григоров покачал головой и налил себе еще молока.
– У вас очень внимательный взгляд, Анатолий Григорьевич. Цепкий такой.
– Что есть, то есть. Хочешь, скажу, какой номер на твоем документе, – хитро прищурился участковый.
– И какой?
– Номер у тебя тридцать седьмой, а сама бумага выдана полтора года назад. А на фотографии ты в клетчатой рубашке. Точно?
Шатов потрясенно кивнул. Затевая разговор о внимательном глазе собеседника, он хотел просто перебросить мостик к вопросам типа «а не бросилось ли вам что-нибудь в глаза».
– Вам ничего не запомнилось из обстановки? Каких-нибудь подробностей?
– Каких подробностей? Покойный Чупин лежал на животе, лицом… – Григоров дернул щекой, – головой к двери, метрах так в полтора…
– А не могли его, скажем, убить?
– А хрен его знает… – пожал плечами участковый. – Да кому он нужен, чтоб его еще убивать?
– Не знаю. Так не похоже?
– Не знаю. Дом у них на отшибе, если бы даже кто-то и пришел от леса – никто все одно не заметил бы. А через лес полчаса пехом – дорога. И вокзал.
– Понятно… Так что – могли.
– Могли. Только кто?
Теперь уже плечами пожал Шатов.
– То-то и оно, – тяжело вздохнул участковый.
– А жена… вдова его, где сейчас?