Почерк дракона

22
18
20
22
24
26
28
30

Старый лозунг о том, что чисто не там где убирают, а где не сорят, со временем нанес страшные разрушения всему народному хозяйству в целом и железной дороге в частности. Подразумевалось, что народ разом перестанет сорить, а посему можно не убирать. Во всяком случае, подумал Шатов, перестали часто убирать.

Вагон электрички был набит почти битком. Трудно было понять, то ли это огородники уже успели обернуться с утра, то ли едут те, кто ночевал на своих сельских угодьях.

Шатов пристроился в углу тамбура и попытался отвлечься от окружающего, чтобы немного поразмыслить. Было о чем.

Как в старом неприличном стишке: «Вдруг откуда не возьмись, появился…» и так далее по тексту. Удачно сегодня прошел день. Насыщено, я бы сказал.

Стало понятно, что госпожа Воеводина вполне могла промышлять шантажом… Если верить ее безутешной вдове – точно промышляла, а раз так, вполне могла напромышлять себе неприятностей. Классический вариант. И этот кто-то, накинувший петлю и выбивший табурет, еще и удосужился оставить у ее ног вырезанного из бумаги дракона. Фигня какая-то!

Если Воеводину замочили, то на кой ляд было оставлять бумажку? Хотя один раз бумажка могла и не вызвать особого ажиотажа у следствия. Мало ли что может валяться у взбалмошной лесбиянки в ногах?

Но на кой ляд тогда такую же бумажку оставлять у погибшего в результате несчастного случая химика? Два раза – это уже даже самый тупой журналист, типа Шатова, сможет сообразить, что имеет место некое сходство в обстоятельствах.

И уж совсем полным кретином нужно быть, чтобы и в третий раз не обратить внимания на происходящее размножение бумажных драконов. И, надо полагать, внимание на это обратили. Появился некий майор Ямпольский, который всем запретил разговаривать на бумажные темы.

А вот интересно, не находили ли бумажки у других покойников из списка Арсения Ильича? Вот, например, Фроленков вполне мог выпорхнуть в окно, прижимая к груди маленького бумажного приятеля.

Или Мазаев мог держать в бардачке такого зверя…

– Да не выхожу я на следующей! – взорвался наконец Шатов, после того, как дородная селянка в четвертый раз ткнула его в израненный бок корзиной.

– Так чего стал на проходе? – взвизгнула баба.

– А мне что, лечь здесь? Твою мать… – последнюю фразу Шатов прошептал сдавленным голосом, получив удар все той же корзиной в бок и ведром по коленной чашечке. Баба гордо прошла по его ногам и вступила в пререкания с кем-то другим, оказавшимся на ее пути.

О чем это он? Шатов погладил себя по ребрам. Спокойно, это еще не побои. Это только чувство единения со своим народом.

Двери вагона с шипением открылись, и в тамбур, сметая нерасторопных, вломилась новая порция пассажиров. Ничего, нужно потерпеть. До города осталось всего ничего. Минут десять. И лучше не дожидаться Центрального вокзала, выскочить на Карповке. А там – метро или машина. В любой конец города.

Осталось только выяснить, в какой.

Если вспомнить, что возле четырех покойников из восьми были маленькие бумажные дракончики, то совершенно логичным будет предположить, что и у четырех остальных также были эти мифические звери. Что это дает? А черт его знает.

Предположим… Только предположим, напомнил себе Шатов, что все восемь были убиты, и что все восемь были убиты одним и тем же человеком. Или одними и теми же людьми, торопливо добавил Шатов. Или одними и теми же людьми.

Остановиться на этом предположении или искать подтверждения? Продолжать топтаться по адресам погибших, рискуя, кстати, нарваться и на посланцев Васильева? Или дождаться звонка Арсения Ильича и спихнуть ему свою гипотезу в качестве решения? Может быть, его устроит предположение, что все смерти связаны одним этим бумажным драконом, что неминуемо приводит к предположению о существовании одного или нескольких убийц… И так далее.

Далее что?