Почерк дракона

22
18
20
22
24
26
28
30

Шатов зажмурился на секунду, потом открыл глаза. В комнате сильно потемнело. Тучи, понял Шатов. Они заволокли все небо, эти тучи.

Колян расстегнул наручник на руке Шатова, потянул руку куда-то вверх, ему за голову, больно потянув плечо. Щелкнул браслет.

– Не хотите сидеть, гражданин Шатов, будете лежать.

– Пошел ты…

– К сожалению, не могу послать в ответ. Ваша участь на сегодня – лежать.

– Ты, козел, погоны потеряешь… Я ведь молчать не буду… – выдохнул Шатов.

– О чем молчать? – удивился Ямпольский, подвинул стул и сел на него верхом.

– Нападение… Твои дебилы…

– Неужели ударили?

– По голове. И я потерял сознание…

– И у тебя… извините, у вас есть свидетели? А вот то, что вы напали на меня и пытались даже ударить стулом, могут подтвердить как мои сотрудники, так и гражданские лица, случайно оказавшиеся у меня в кабинете, – Ямпольский потер руки, – я даже не буду вам объяснять, сколько положено по уголовному кодексу за нападение при исполнении. Или объяснить?

– Не нужно, – вывернутое плечо болело немилосердно, даже оттеснив на задний план головную боль.

Шатов попытался привстать, перевернулся на бок. Наручник был пристегнут к трубе парового отопления. Левой рукой Шатов дотянулся до браслета, подтянулся, чтобы сесть.

– А я сказал – лежать, – напомнил Ямпольский.

– А убить ты меня готов? – спросил Шатов.

– Убить?

– Да, замочить и выбросить на свалку. Я ведь все равно не стану молчать. Более того, я ведь пойду так высоко, что у тебя голова закружится, – Шатов ухватился рукой за трубу и сел. В голове всплеснулась боль.

– Никуда ты не пойдешь. Ты просто сядешь. Сядешь, – уверенно пообещал Ямпольский.

– Сяду, – кивнул Шатов, – только тебе от этого легче не будет. Каким бы ты крутым не был, но избивать задержанного – тем более журналиста, тебе никто не разрешал. Истязания в застенках – это с удовольствием подхватят и в столице, и западные свободные средства массовой информации.

– Какие истязания? Никаких истязаний, что вы, гражданин Шатов. Разве что синяки на запястьях, но тут вы сами виноваты – сопротивлялись, пытались меня искалечить.