— Кирьян-то, может быть, и заговоренный, зато мы люди смертные! Из мяса и костей слеплены. В последнее время не было такого налета, чтобы кто-то из жиганов не пострадал. Ладно бы он нам долю увеличил за то, что так взбаламутил все, так нет же! Едва ли не на бобах живем! Почему раньше к нему жиганы тянулись? Потому что с фартом дружил, потому что добра жиганам не жалел, а сейчас над каждым медяком трясется. Вот прошлый раз у фабриканта… как его… Игнатьева, одного только товара на четырех подводах вывезли. Я уже не говорю о разных там брюликах. И чего он нам оставил? По горсточке мелочовки!
— Здесь Кирьян, конечно, был не прав, — сдержанно поддержал Васюта. — На тот товар можно было месяц жить и в потолок поплевывать.
— А что он нам сказал? Долги, говорит, у меня, в карты все просадил, с жиганами надо рассчитываться! Только нам-то какое дело до твоих долгов?! Верно я говорю?
— Верняк!
— Ты раздели добро на всех поровну, а потом как хочешь, так и распоряжайся своей долей.
— Другой стал Кирьян, — вздохнул Кузя. — Эх, жиганы, если бы вы знали, каким раньше был Кирьян! — Его глаза весело блеснули. — Любил, чтобы вокруг него все вертелось. Помню, однажды он ляльку одну на столе разложил и велел на нее, голую, закусь поставить. Мы вилками огурчики поддевали, а она смеется. Щекотно, говорит.
Васютка улыбнулся.
— Кирьян кураж любил. А помните, как бабы на столе нагишом отплясывали?
— Было дело, потом он их заставил вприсядку идти. Закуска в стороны разлетелась, водка разлилась, а они знай наяривают!
— Помню я это, — широко заулыбался хмурый Валет, — ни в одном кабаке такого зрелища не увидишь. Завязал им глаза и сказал: «В жмурки играйте!»
— Сейчас он уже не тот, — продолжал гнуть свое Егор Копыто. — Ушел от него кураж. Раньше его без улыбки и не встретишь, а сейчас он злой, как черт, ходит! И фарта нет никакого! И нам надо сваливать, пока целы.
— Верно. Если не Кирьян, так чекисты пристрелят!
— Цветные ведь к стенке ставят только за то, что знаешь Кирьяна. Приговор «тройки» — и на небеса, — ворчал Егор. — Большевички церемониться не станут, это тебе не жандармы.
— Только идти нам некуда, — вздрогнув, подытожил Кузя.
Разговор складывался удачно. Егор даже не подозревал, что столь крамольные речи можно произносить без всякой внутренней дрожи. Какой-то год назад за подобное свободомыслие эти же самые жиганы, не утруждая себя долгими приготовлениями, отвернули бы ему голову здесь же, на малине, да швырнули бы ее в мешок. А затем скинули бы куда-нибудь в Москву-реку. А тут, вздыхая, слушали крамольные речи и не без грусти вспоминали прошлое.
Стало быть, ситуация для Кирьяна сложилась погибельная, если, не опасаясь за собственную жизнь, можно было запросто усомниться в его фарте и авторитете.
— Выпивка кончилась! — всплеснула руками Маруся. — Вы, мальчики, пока посидите, а я сейчас приду.
— Иди, хозяюшка, — по праву пахана разрешил Егор.
Новая роль начинала ему нравиться. Даже ненароком подумалось о том, а не создать ли свою группу? Оформилось даже ядро. С такими жиганами, как те, что сидели за столом, можно было брать даже Центральный банк!
Но тень вездесущего Игната Сарычева накрывала всю комнату, вместе с теми, кто в ней находился. Темным уголком, крадучись, она заползала на стол, на котором были выставлены щедрые закуски, две бутылки из-под самогона, что стояли на краю, прижавшись бочком к самовару, коснулась третьей, наполовину разлитой. Обломившись, тень заползла в пустые стаканы.