— Покажи, где! — чертыхнулся швейцар, но все же успел угодливо распахнуть дверь перед франтоватым молодым человеком.
— А это я мигом! — забежал вперед Африканец. — Стоит у стены и блюет. Целую лужу уже нагадил, — как-то особенно торжественно сообщил парень.
Панкрат Тимофеевич поспешил следом за ним.
В его обязанности входило не только пресекать мордобой и избавляться от нежелательных клиентов, но и следить за чистотой. Если в первом случае все понятно, то во втором — и не угадаешь, в каком углу нагадят. Следовало избавляться от мерзопакостника немедля — взять за шкирку да спровадить его мордой вниз с высокого крыльца.
Внезапный сильный удар опрокинул швейцара на пол, едва он распахнул дверь туалета. Врезавшись головой в стену, он на некоторое время потерял сознание. А когда пришел в чувство, увидел прямо перед собой физиономию Кирьяна. Вроде бы и не злая совсем, тот даже улыбнулся уголками губ, но вот в глазах приговор.
— А ты, оказывается, у нас еще и доносы умеешь составлять. Грамотный, вижу.
В руке жиган держал несколько листков, Панкрат Тимофеевич без труда узнал в них страницы из своего архива.
— Нелестно ты обо мне пишешь. Ну, да ладно, — махнул Кирьян рукой, — я незлобивый. Если сожрешь, тогда прощу.
Панкрат Тимофеевич слегка повернул голову. В дверях стоял Африканец и покуривал, а подле Кирьяна, ухмыляясь, вертелись Макей со Степаном.
Панкрат отрицательно покачал головой.
— Ты меня все равно убьешь.
— Упрямишься, значит, — почти весело воскликнул Кирьян, — с характером, стало быть… Не удивляюсь, ты ведь, как оказалось, в жандармерии служил, а туда брали людей проверенных. Когда хату твою вскрыли и в документиках припрятанных пошарили, так я даже сразу не поверил. А ты у нас, вишь, и до ротмистра успел при царе-батюшке дослужиться. Молодец! Хвалю! Убивать тебя жалко будет… А вот бумаги-то мы твои уничтожим, не обессудь, хотя, конечно, тебе, наверное, их и жаль. Все-таки такой труд вложил. Но, не ровен час, придут большевики да к стенке нас всех поставят. В твоем архиве я и о тебе бумажечки нашел. Не избавился, себе на память оставил. Сентиментальностью страдаешь, а в нашем деле она только вредит. А впрочем, какая разница, тебе все равно хана. Уважать надо жиганов, уважать, — назидательно проговорил Курахин.
Кирьян поднял револьвер и направил его точно в середину лба швейцара. В последнюю секунду жизни Панкрат Тимофеевич попытался закрыться от пули, взметнув руку к лицу. Но ствол, полыхнув белым пламенем, заставил его забыться навечно.
Игнат Сарычев никогда не слышал, чтобы Дзержинский повышал голос. Впрочем, ему это было и не нужно, его холодный взгляд способен был заставить трепетать даже самого стойкого человека. А смотреть председатель ЧК умел, не моргая, в одну точку, как будто бы намеревался глазами прожечь дыру, и Сарычев не однажды убеждался в могучей силе его взгляда. Вроде бы и не сказал ничего, а уже такого страха нагнал, что от пота исподняя рубаха к телу прилипла.
— Значит, банду Кирьяна еще не обезвредили?
— Делаем все возможное, Феликс Эдмундович.
— Я на вас рассчитывал, товарищ Сарычев, с вашим боевым опытом и послужным списком… А дело, как выясняется, застопорилось.
— Феликс Эдмундович, буквально вчера накрыли одну малину, но Кирьян исчез у нас из-под носа. Забрался на чердак, а оттуда перебрался на крышу соседнего дома и ушел через проходной двор. Мы оцепили дом, но никто не мог и предположить, что он такой рисковый. Я потом подходил к тому месту. Расстояние между крышами не менее двадцати метров, а соединяла их всего лишь тоненькая доска, которая едва выдерживает вес человека. Далеко не всякий способен на такой поступок. Он — отчаянный человек.
Дзержинский улыбнулся:
— У меня впечатление, что вы ему даже симпатизируете.
ebooksa